Проблему отцов и детей можно назвать вечной. Но особенно она обостряется в переломные моменты развития общества, когда старшее и младшее поколения становятся выразителями идей двух разных эпох. Именно такое время в истории России - 60-е годы XIX века...
Более полувека Иван Сергеевич Тургенев находился в центре общественной и духовной жизни России и Западной Европы, стремясь, по его собственным словам, «в течение всего этого времени… воплотить в надлежащие типы и то, что Шекспир называет самый образ...
Стесненность интриги коллизиями, в свою очередь, отразилась на размещении отдельных ее частей, способствовала сближению завязки с кульминацией и кульминации с развязкой. Строго говоря, в романе «Отцы и дети» кульминация интриги почти совпадает с развязкой...
Написание романа «Отцы и дети» совпало с важнейшими реформами 19 века, а именно отменой крепостного права. Век знаменовал собой развитие промышленности и естественных наук. Расширилась связь с Европой. В России стали принимать идеи западничества. «Отцы»...
Евгений Базаров- нигилист, а значит, материалист, не признающий догм, проверяющий все только опытом. Он медик, ув- лекается естественными науками. Каждый день его заполнен тру- дом, новыми поисками. Он постоянно находит себе дело. "Базаров вставал...
Иван Сергеевич Тургенев в романе “Отцы и дети” пользуется разными художественными приемами: портретной характеристикой, антитезой, пейзажными зарисовками. Все они помогают более полно раскрыть характеры персонажей. Кроме перечисленных художественных...
Одним из проявлений таланта Тургенева явилось, изобретение своего собственного метода описания психологического состояния героя, который позже получил название «тайного психологизма».
Иван Сергеевич Тургенев был убежден, что любой писатель, создавая свое произведение, должен быть в первую очередь психологом, изображая душевное состояние своих героев и проникая в святые глубины их внутреннего состояния, их чувств и переживаний.
Так, например, мы знаем, что Тургенев во время работы над романом вел дневник от лица своего героя - Базарова. Таким образом, писатель мог намного глубже передать его ощущения, потому что, ведя дневник, автор на время как бы «превращался» в Базарова и пытался вызвать в себе те мысли и чувства, которые мог бы переживать и герой. Однако в то же время писатель считал, что читателю не стоит рассказывать подробно о процессе зарождения и развития в герое чувств и переживаний, что нужно описывать только внешние проявления их. Тогда автор не наскучит читателю (как сказал Тургенев, «лучший способ поскучать - это все сказать»). Иначе говоря, писатель поставил перед собой цель не столько растолковать сущность психологических состояний своих персонажей, сколько описать эти состояния, показать их «внешнюю» сторону.
В этом смысле характерно развитие состояния Аркадия перед отъездом из Никольского.
Сначала Тургенев показывает ход мыслей Аркадия, то, что он думает. Потом у героя появляется какое-то смутное чувство (автор нам это чувство до конца не растолковывает, он просто его упоминает). Еще через некоторое время происходит осознание Аркадием этого чувства. Он думает об Анне Одинцовой, но постепенно его воображение рисует ему другой образ - Катю. И наконец, на подушку падает слеза Аркадия. При этом Тургенев никак не комментирует все эти переживания Аркадия - он их просто описывает. Так, например, читатели сами должны догадаться, почему вместо Анны Сергеевны Аркадий в своем воображении видит Катю и почему в этот момент на его подушку капает слеза.
Иван Сергеевич Тургенев, описывая «содержание» переживаний своего героя, никогда ничего не утверждает. Он все описывает в виде предположений. Об этом говорят, например, многочисленные авторские ремарки («возможно», «может быть», «должно быть»). Иначе говоря, автор опять же предоставляет читателю право самому догадаться, что происходит внутри героя.
Также весьма распространенный прием Тургене ва при изображении душевного состояния героя - это умолчание. Показывается только действие героя, которое вообще никак не комментируется. Просто констатируется факт. Так, например, после объяснения с Одинцовой Базаров уходит в лес и возвращается только спустя несколько часов весь грязный. С мокрыми от росы сапогами, взъерошенный и угрюмый. Тут уж нам самим приходится догадываться, что чувствовал герой, когда бродил по лесу, о чем он думал и что переживал.
В заключение стоит сказать, что принцип тайного психологизма делает роман «Отцы и дети» чрезвычайно увлекательным. Читатель как бы сам становится действующим лицом романа, он как бы втянут в действие. Автор не дает читателю заснуть, постоянно дает ему пищу для размышления. Прочитать роман, не думая, практически невозможно. Постоянно приходится так или иначе трактовать героев. Также можно сказать, что отчасти именно этот принцип делает роман сравнительно небольшим по размеру, что также облегчает его прочтение.
Тест.
Однажды они как-то долго замешкались; Николай Петрович вышел к ним навстречу в сад и, по-
равнявшись с беседкой, вдруг услышал быстрые шаги и голоса обоих молодых людей. Они шли по ту сторону беседки и не могли его видеть.
– Ты отца недостаточно знаешь, – говорил Аркадий.
Николай Петрович притаился.
– Твой отец добрый малый, – промолвил Базаров, – но он человек отставной, его песенка спета.
Николай Петрович приник ухом... Аркадий ничего не отвечал.
«Отставной человек» постоял минуты две неподвижно и медленно поплёлся домой.
– Третьего дня, я смотрю, он читает, – продолжал между тем Базаров. – Растолкуй ему, пожалуйста, что это никуда не годится. Ведь он не мальчик: пора бросить эту ерунду. И охота же быть романтиком в нынешнее время! Дай ему что-нибудь дельное почитать.
– Что бы ему дать? – спросил Аркадий.
– Да, я думаю, Бюхнерово “Stoff und Kraft” на первый случай.
– Я сам так думаю, – заметил одобрительно Аркадий. – “Stoff und Kraft” написано популярным языком...
– Вот как мы с тобой, – говорил в тот же день после обеда Николай Петрович своему брату, сидя у него в кабинете, – в отставные люди попали, песенка наша спета. Что ж? Может быть, Базаров и прав; но мне, признаюсь, одно больно: я надеялся именно теперь тесно и дружески сойтись с Аркадием, а выходит, что я остался назади, он ушёл вперёд, и понять мы друг друга не можем.
– Да почему он ушёл вперёд? И чем он от нас так уж очень отличается? – с нетерпением воскликнул Павел Петрович. – Это всё ему в голову синьор этот вбил, этот. Ненавижу я этого лекаришку; по-моему, он просто шарлатан; я уверен, что со всеми своими лягушками он и в физике недалеко ушёл.
– Нет, брат, ты этого не говори: Базаров умён и знающ.
– И самолюбие какое противное, – перебил опять Павел Петрович.
– Да, – заметил Николай Петрович, – он самолюбив. Но без этого, видно, нельзя; только вот чего я в толк не возьму. Кажется, я всё делаю, чтобы не отстать от века: крестьян устроил, ферму завёл, так что даже меня во всей губернии красным величают; читаю, учусь, вообще стараюсь стать в уровень с современными требованиями, – а они говорят, что песенка моя спета. Да что, брат, я сам начинаю думать, что она точно спета.
– Это почему?
– А вот почему. Сегодня я сижу да читаю...помнится, “Цыгане” мне попались... Вдруг Аркадий подходит ко мне и молча, с этаким ласковым сожалением на лице, тихонько, как у ребёнка, отнял у меня книгу и положил передо мной другую, немецкую... улыбнулся, и ушёл, и унёс.
– Вот как! Какую же он книгу тебе дал?
– Вот эту.
И Николай Петрович вынул из заднего кармана сюртука пресловутую брошюру Бюхнера, девятого издания. Павел Петрович повертел её в руках.
– Гм! – промычал он. – Аркадий Николаевич заботится о твоём воспитании. Что ж, ты пробовал читать?
– Пробовал.
– Ну и что же?
– Либо я глуп, либо это всё – вздор. Должно быть, я глуп.
– Да ты по-немецки не забыл? – спросил Павел Петрович.
– Я по-немецки понимаю.
Павел Петрович опять повертел книгу в руках и исподлобья взглянул на брата. Оба помолчали.
– Да, брат; видно, пора гроб заказывать и ручки складывать крестом на груди, – заметил со вздохом Николай Петрович.
– Ну, я так скоро не сдамся, – пробормотал его брат. – У нас ещё будет схватка с этим лекарем, я это предчувствую.
И.С. Тургенев. «Отцы и дети»
В2. Три персонажа из четырех, действующих в отрывке, принадлежат к одной семье. Укажите их фамилию.
В3. В тексте сделан пропуск на месте слова, которое образовано от латинского «ничто», «ничего» и обозначает человека, отрицающего существующий порядок, традиции, устои. Оно является одним из ключевых слов произведения. Запишите это слово.
В4. В приведённом фрагменте четыре раза (один раз в речи Базарова и три – в речи Николая Петровича) встречается предложение-фразеологизм, значение которого в словаре истолковано так: «чья-нибудь жизнь, успехи, деятельность заканчиваются или закончились». Запишите его.
В5. Как называется острое столкновение характеров в литературном произведении, лежащее в основе действия, определяющее ход сюжета?
В6. В приведённом отрывке мы слышим два разговора. Сначала об «отцах» разговаривают «дети», потом о «детях» – «отцы». Как называется разговор двух действующих лиц между собой?
В7. Вставьте вместо пропусков, отмеченных цифрами, фамилию поэта, о котором герои «Отцов и детей» будут неоднократно говорить на протяжении всего романа (одно из его произведений названо в приведённом отрывке). Фамилию запишите в именительном падеже.
С1. Можно ли на основании этого отрывка говорить о разнице характеров Николая Петровича и Павла Петровича?
С2. В каких ещё произведениях русской литературы поднимается тема конфликта поколений и как эти произведения перекликаются с «Отцами и детьми»?
ОТВЕТЫ И КОММЕНТАРИИ
B2 Кирсановы
B3 нигилист
B4 песенка спета
B5 конфликт
С1. Николай Петрович и Павел Петрович – братья, достаточно близкие друг другу люди. Однако у них разные характеры – и в приведённом диалоге эта
разница выявилась. Николай Петрович более мягок, он готов признать правоту другого, настроен на диалог (и со своим сыном, и с его другом Базаровым). Главная его забота – не потерять контакт с Аркадием (поэтому он так «приник ухом», ожидая реакции сына на слова Базарова об «отставном человеке» и «спетой песенке», поэтому так опечалился, когда никакой реакции не последовало) и молодым поколением вообще. Его охватывает грусть от мысли, что между поколениями отцов и детей возникает пропасть; одновременно он понимает, что
такое положение вещей неизбежно. Павел Петрович, наоборот, убеждён в своей правоте. Именно поэтому он «нетерпеливо восклицает» в ответ на элегические реплики брата, ругает Базарова («лекаришка», «ненавижу», «шарлатан», «самолюбие какое противное» -- таких слов у Николая Петровича не встретишь). Именно поэтому он не намерен смиряться и рвётся в бой (см. его последнюю реплику).
С2. Тема конфликта поколений поднимается во многих программных произведениях: например, в комедии Д.Фонвизина «Недоросль», повести А.Пушкина «Капитанская дочка», комедии А.С.Грибоедова «Горе от ума», драме А.Островского «Гроза», романе Л.Толстого «Война и мир» и др. Красивый ход – обратиться к пушкинским «Цыганам», упомянутым в отрывке.
Тест.
Молодые люди вошли. Комната, в которой они очутились, походила скорее на рабочий кабинет, чем на гостиную. Бумаги, письма, толстые нумера русских журналов, большею частью неразрезанные, валялись по запылённым столам; везде белели разбросанные окурки папирос. На кожаном диване полулежала дама, ещё молодая, белокурая, несколько растрёпанная, в шёлковом, не совсем опрятном, платье, с крупными браслетами на коротеньких руках и кружевною косынкой на голове. Она встала с дивана и, небрежно натягивая себе на плечи бархатную шубку на пожелтелом горностаевом меху, лениво промолвила: «Здравствуйте, Victor», – и пожала Ситникову руку.
– Базаров, Кирсанов, – проговорил он отрывисто, в подражание Базарову.
– Милости просим, – отвечала и, уставив на Базарова свои круглые глаза, между
которыми сиротливо краснел крошечный вздёрнутый носик, прибавила: – Я вас знаю, – и пожала ему руку тоже.
Базаров поморщился. В маленькой и невзрачной фигурке эманципированной женщины не было ничего безобразного; но выражение её лица неприятно действовало на зрителя. Невольно хотелось спросить у ней: «Что ты, голодна? Или скучаешь? Или робеешь? Чего ты пружишься?» И у ней, как у Ситникова, вечно скребло на душе. Она говорила и двигалась очень развязно и в то же время неловко: она, очевидно, сама себя считала за добродушное и простое существо, и между тем что бы она ни делала, вам постоянно казалось, что она именно это-то и не хотела сделать; всё у ней выходило, как дети говорят – нарочно, то есть не просто, не естественно.
– Да, да, я знаю вас, Базаров, – повторила она. (За ней водилась привычка, свойственная многим провинциальным и московским дамам, – с первого дня знакомства звать мужчин по фамилии.) – Хотите сигару?
– Сигарку сигаркой, – подхватил Ситников, который успел развалиться в креслах и задрать ногу кверху, – а дайте-ка нам позавтракать, мы голодны ужасно; да велите нам воздвигнуть бутылочку шампанского.
– Сибарит, – промолвила Евдоксия и засмеялась. (Когда она смеялась, её верхняя десна обнажалась над зубами.) – Не правда ли, Базаров, он сибарит?
– Я люблю комфорт жизни, – произнёс с важностию Ситников. – Это не мешает мне быть либералом.
– Нет, это мешает, мешает! – воскликнула Евдоксия и приказала, однако, своей прислужнице распорядиться и насчёт завтрака, и насчёт шампанского. – Как вы об этом думаете? – прибавила она, обращаясь к Базарову. – Я уверена, вы разделяете моё мнение.
И.С. Тургенев. «Отцы и дети»
В1. К какому жанру принадлежит произведение, отрывок из которого приведён выше?
В2. Вставьте вместо пропуска фамилию героини, в доме которой происходит действие отрывка.
В3. Выпишите из текста словосочетание, которым иронически обозначается героиня.
В4. Как называется изображение в произведениях литературы (и шире – искусства) внешности героя, его лица, мимики, жестов, одежды?
В5. Как называется изображение внутреннего пространства помещения, которое часто предпринимается с целью дополнительно охарактеризовать героя?
В6. Как называется изобразительная подробность, с помощью которой автор создаёт художественный образ (крошечный вздёрнутый носик; неразрезанные журналы и т.п.)?
В7. В описании героини чувствуется едкая авторская насмешка. Как называется такой вид комического изображения?
С1. Почему Базаров, несмотря на постоянно обращаемые к нему вопросы, не стремится участвовать в разговоре?
С2. Какие второстепенные герои других литературных произведений могут прийти на память при знакомстве с Ситниковым и его «подругой» и почему?
ОТВЕТЫ И КОММЕНТАРИИ
B2 Кукшина
B3 эманципированная женщина
B4 портрет
B5 интерьер
B6 деталь; художественная деталь
B7 сарказм
С1. Базаров относится к Ситникову и Кукшиной с презрением – в этом причина его нежелания участвовать в разговоре. Они перенимают внешние признаки моды на нигилизм, стремятся разыгрывать из себя передовых людей, являясь на самом деле мелкими и заурядными. Для Базарова с его огромным самомнением и острым умом такие люди неинтересны. Он приходит к Кукшиной с целью, которую не скрывает, – позавтракать и выпить шампанского. Для Ситникова же и Кукшиной внимание Базарова лестно, они стараются завоевать его расположение (поэтому много говорят), он для них авторитет и учитель.
Ситников и Кукшина, с одной стороны, оттеняют личность Базарова своей пустотой. С другой стороны, они – его двойники, свита, сопровождающая его идеи, ученики; они бросают сатирический отблеск и на самого Базарова, и на его учение.
С2. В классической литературе есть герои-двойники или герои, искажающие идею главного героя (Чацкий – Репетилов, Печорин – Грушницкий, Раскольников – Лужин – Свидригайлов и т.п.).
Двойники Раскольникова - это, прежде всего, Лужин и Свидригайлов. Для них «все дозволено», хотя и по разным причинам.
Свидригайлов поставил себя вне морали, у него нет мук совести, и, в отличие от Раскольникова, он не понимает, что его действия и поступки безнравственны. Так, например, в различных интерпретациях повторяются слухи о причастности Свидригайлова к нескольким преступлениям. Характерно, что Свидригайлов находит между собой и Раскольниковым «какую-то общую точку», говорит Раскольникову: «Мы одного поля ягоды». Свидригайлов воплощает в себе одну из возможностей претворения в жизнь идеи главного героя. Вседозволенность Свидригайлова становится страшна в конце концов и Раскольникову. Свидригайлов страшен и самому себе. Он лишает себя жизни.
Двойником Раскольникова является и Петр Петрович Лужин. Идея Лужина состоит в том, что возлюбить прежде всех надо самого себя, «ибо все на свете на личном интересе основано». По мысли Раскольникова, из лужинской теории вытекает, что и «людей можно резать» ради собственной выгоды. Образ Петра Петровича Лужина служит живым примером того, к чему мог бы прийти Раскольников, постепенно осуществляя свой принцип всесилия и могущества, «бонапартизма». Различие между Раскольниковым и Лужиным состоит в том, что взгляды Раскольникова сформировались как результат решения гуманистических задач, а взгляды его двойника служат оправданием крайнего себялюбия, основаны на расчете и выгоде.
Такой прием, как создание систем двойников, используется автором для раскрытия образа Раскольникова, всестороннего анализа и развенчания его теории.
Двойниками Печорина (М. Лермонтов. «Герой нашего времени») можно назвать Грушницкого, Вернера, Вулича. Молодой юнкер является своеобразной пародией на главного героя романа. Оба героя постоянно играют в чувства, переживания, играют в саму жизнь. Печорин также циничен, холоден, отстранен от окружающей жизни, как и Вернер. Но, в отличие от Вернера, Печорин более глубок и сложен. Он совершенно безразличен к своей жизни, как и к жизни других людей. Вернер больше претворяется циником, чем является им. Цинизм же Печорина – это его внутренняя философия, рожденная в глубоких и мучительных раздумьях о смысле жизни, о месте человека в этом мире.
Печорин такой же фаталист, как и Вулич. Но если Вулич отдается на волю рока, то Печорин желает сам управлять своей судьбой. На протяжении всей своей жизни он борется с фатумом.
Тест.
| Павел Петрович вышел, а Базаров постоял перед дверью и вдруг воскликнул: «Фу ты, черт! как красиво и как глупо! Экую мы комедию отломали! Ученые собаки так на задних лапах танцуют. А отказать было невозможно; ведь он меня, чего доброго, ударил бы, и тогда... (Базаров побледнел при одной этой мысли; вся его гордость так и поднялась на дыбы.) Тогда пришлось бы задушить его, как котенка». Он возвратился к своему микроскопу, но сердце у него расшевелилось, и спокойствие, необходимое для наблюдений, исчезло. «Он нас увидел сегодня, - думал он, - но неужели ж это он за брата так вступился? Да и что за важность поцелуй? Тут что-нибудь другое есть. Ба! да не влюблен ли он сам? Разумеется, влюблен; это ясно как день. Какой переплет, подумаешь!.. Скверно! - решил он наконец, - скверно, с какой стороны ни посмотри. Во-первых, надо будет подставлять лоб и во всяком случае уехать; а тут Аркадий... и эта божья коровка, Николай Петрович. Скверно, скверно». День прошел как-то особенно тихо и вяло. Фенечки словно на свете не бывало; она сидела в своей комнатке, как мышонок в норке. Николай Петрович имел вид озабоченный. Ему донесли, что в его пшенице, на которую он особенно надеялся, показалась головня. Павел Петрович подавлял всех, даже Прокофьича, своею леденящею вежливостью. Базаров начал было письмо к отцу, да разорвал его и бросил под стол. «Умру, - подумал он, - узнают; да я не умру. Нет, я еще долго на свете маячить буду». Он велел Петру прийти к нему на следующий день чуть свет для важного дела; Петр вообразил, что он хочет взять его с собой в Петербург. Базаров лег поздно, и всю ночь его мучили беспорядочные сны... Одинцова кружилась перед ним, она же была его мать, за ней ходила кошечка с черными усиками, и эта кошечка была Фенечка; а Павел Петрович представлялся ему большим лесом, с которым он все-таки должен был драться. Петр разбудил его в четыре часа; он тотчас оделся и вышел с ним. И.С. Тургенев, «Отцы и дети». | ||||
| B1 | Каков жанр произведения, из которого взят фрагмент? | |||
| Ответ: | ||||
| B2 | Какому событию в жизни Базарова и Павла Петровича непосредственно предшествует данный эпизод? | |||
| Ответ: | ||||
| ВЗ | Установите соответствие между тремя персонажами, фигурирующими (упоминающимися) в данном фрагменте, и присущими им качествами личности. К каждой позиции первого столбца подберите соответствующую позицию из второго столбца. | |||
| Ответ: | ||||
| B4 | Установите соответствие между тремя основными персонажами, фигурирующими в данном фрагменте, и их дальнейшей судьбой. К каждой позиции первого столбца подберите соответствующую позицию из второго столбца. | |||
| Ответ: | ||||
| B5 | Как в литературоведении называют прием, заключающийся в прямом воспроизведении мыслей и переживаний персонажа (например: «Он нас увидел сегодня, - думал он...», «Умру, - подумал он...»)? | |||
| Ответ: | ||||
| B6 | Какой художественный прием использует И.С. Тургенев для изображения состояния Фенечки во втором абзаце фрагмента? | |||
| Ответ: | ||||
| B7 | Как называется одна из форм иносказания, в которой конкретный образ используется для выражения отвлеченного понятия или состояния (сон Базарова: образы «кошечки», «леса»)? | |||
| B1 | роман | |||
| B2 | дуэль | |||
| B3 | ||||
| B4 | ||||
| B5 | внутренниймонолог | |||
| B6 | сравнение | |||
| B7 | аллегория | |||
С1. Какие средства психологической характеристики и с какой целью используются Тургеневым в данном фрагменте?
С2. В чем особенность психологизма Тургенева и кто из русских классиков близок ему по способам изображения личности героя?
Психологизм Тургенева заключается в том, что он показывает читателю мысли Базарова, описывает его сон, который передает скрытые чувства и переживания героя. Мы видим день как будто глазами Базарова, который подмечает, что «Фенечки словно на свете не бывало», «Павел Петрович подавлял всех».Евгений является «психологом», который анализирует свои и чужие поступки.
Подобные способы изображения героев использовал А.С.Пушкин. Например, в романе в стихах «Евгений Онегин» писатель передает нам мысли и чувства Онегина в его письме. Это помогает читателю понять героя.
М.Ю.Лермонтов в романе «Герой нашего времени» близок Тургеневу по способам изображения личности героя. Печорин анализирует себя и других людей, он «играет» с обществом. Для раскрытия внутреннего мира главного героя большая часть произведения написана в жанре дневника.
Часть 1
Прочитайте приведенный ниже фрагмент текста и выполните задания B1-B7; C1-С2.
| - Угодно вам заряжать? - спросил Павел Петрович, вынимая из ящика пистолеты. - Нет; заряжайте вы, а я шаги отмеривать стану. Ноги у меня длиннее, - прибавил Базаров с усмешкой. - Раз, два, три... - Евгений Васильич, - с трудом пролепетал Петр (он дрожал, как в лихорадке), - воля ваша, я отойду. - Четыре... пять... Отойди, братец, отойди; можешь даже за дерево стать и уши заткнуть, только глаз не закрывай; а повалится кто, беги подымать. Шесть... семь... восемь... - Базаров остановился. - Довольно? - промолвил он, обращаясь к Павлу Петровичу, - или еще два шага накинуть? - Как угодно, - проговорил тот, заколачивая вторую пулю. - Ну, накинем еще два шага. - Базаров провел носком сапога черту по земле. - Вот и барьер. А кстати: на сколько шагов каждому из нас от барьера отойти? Это тоже важный вопрос. Вчера об этом не было дискуссии. - Я полагаю, на десять, - ответил Павел Петрович, подавая Базарову оба пистолета. - Соблаговолите выбрать. - Соблаговоляю. А согласитесь, Павел Петрович, что поединок наш необычаен до смешного. Вы посмотрите только на физиономию нашего секунданта. - Вам все желательно шутить, - ответил Павел Петрович. - Я не отрицаю странности нашего поединка, но я считаю долгом предупредить вас, что я намерен драться серьезно. A bon entendeur, salut! 1 - О! я не сомневаюсь в том, что мы решились истреблять друг друга; но почему же не посмеяться и не соединить utile dulci? 2 Так-то: вы мне по-французски, а я вам по-латыни. - Я буду драться серьезно, - повторил Павел Петрович и отправился на свое место. Базаров, с своей стороны, отсчитал десять шагов от барьера и остановился. - Вы готовы? - спросил Павел Петрович. - Совершенно. - Можем сходиться. Базаров тихонько двинулся вперед, и Павел Петрович пошел на него, заложив левую руку в карман и постепенно поднимая дуло пистолета... «Он мне прямо в нос целит, - подумал Базаров, - и как щурится старательно, разбойник! Однако это неприятное ощущение. Стану смотреть на цепочку его часов...» Что-то резко зыкнуло около самого уха Базарова, и в то же мгновенье раздался выстрел. «Слышал, стало быть ничего», - успело мелькнуть в его голове. Он ступил еще раз и, не целясь, подавил пружинку. Павел Петрович дрогнул слегка и хватился рукою за ляжку. Струйка крови потекла по его белым панталонам. Базаров бросил пистолет в сторону и приблизился к своему противнику. - Вы ранены? - промолвил он. - Вы имели право подозвать меня к барьеру, - проговорил Павел Петрович, - а это пустяки. По условию каждый имеет еще по одному выстрелу. - Ну, извините, это до другого раза, - отвечал Базаров и обхватил Павла Петровича, который начинал бледнеть. - Теперь я уже не дуэлист, а доктор и прежде всего должен осмотреть вашу рану. Петр! поди сюда, Петр! куда ты спрятался? - Все это вздор... Я не нуждаюсь ни в чьей помощи, - промолвил с расстановкой Павел Петрович, - и... надо... опять... - Он хотел было дернуть себя за ус, но рука его ослабела, глаза закатились, и он лишился чувств. - Вот новость! Обморок! С чего бы! - невольно воскликнул Базаров, опуская Павла Петровича на траву. - Посмотрим, что за штука? - Он вынул платок, отер кровь, пощупал вокруг раны... - Кость цела, - бормотал он сквозь зубы, - пуля прошла неглубоко насквозь, один мускул, vastus externus 3 , задет. Хоть пляши через три недели!.. А обморок! Ох, уж эти мне нервные люди! Вишь, кожа-то какая тонкая. - Убиты-с? - прошелестел за его спиной трепетный голос Петра. Базаров оглянулся. - Ступай за водой поскорее, братец, а он нас с тобой еще переживет. Базаров встряхнул Петра за ворот и послал его за дрожками. 1 Имеющий уши да слышит! (франц.). 2 Полезное с приятным (лат.). 3 Широкая мышца бедра. (И.С. Тургенев, «Отцы и дети».) | |||||
| При выполнении заданий В1-В7 запишите ваш ответ в бланк ответов № 1 справа от номера соответствующего задания, начиная с первой клеточки. Ответ необходимо дать в виде слова или сочетания слов. Каждую букву пишите в отдельной клеточке разборчиво. Слова пишите без пробелов, знаков препинания и кавычек. | |||||
| B1 | Назовите литературное направление, основные принципы которого нашли воплощение в творчестве И.С. Тургенева. | ||||
| Ответ: | |||||
| B2 | Памяти какого известного русского критика посвятил И.С. Тургенев роман «Отцы и дети»? | ||||
| Ответ: | |||||
| ВЗ | Как называется форма развернутого высказывания героя, обращенного к самому себе: «Он мне прямо в нос цели, - подумал Базаров, - и как щурится старательно, разбойник! Однако это неприятное ощущение…»? | ||||
| Ответ: | |||||
| B4 | К какому известному в литературоведении социально-психологическому типу традиционно относят образ Павла Петровича Кирсанова? | ||||
| Ответ: | |||||
| B5 | Каким термином называют острое столкновение взглядов и идейных позиций героев, лежащее в основе развития сюжета? | ||||
| Ответ: | |||||
| B6 | Как называется выразительная подробность, при помощи которой писатель создает художественные образы героев («белые панталоны» Павла Петровича, «сапоги» Базарова)? | ||||
| Ответ: | |||||
| B7 | Каким терминов называется прием противопоставление, использованный в описании поведения этих героев романа Тургенева «Отцы и дети»? | ||||
| B1 | реализм | ||||
| B2 | Белинский | ||||
| B3 | внутренниймонолог | ||||
| B4 | лишнийчеловек | ||||
| B5 | конфликт | ||||
| B6 | деталь | ||||
| B7 | антите | ||||
Часть С
C1. Согласны ли вы с утверждением, что дуэль Базарова и П.П. Кирсанова изображена как нелепость (аргументируйте свою позицию)?
C2. В каких произведениях русской литературы встречаются описания поединков между героями и как эти эпизоды соотносятся со сценой из романа И.С. Тургенева "Отцы и дети"?
Часть 1
Прочитайте приведенный ниже фрагмент текста и выполните задания B1-B7; C1-С2.
| Сердце Аркадия понемногу сжималось. Как нарочно, мужички встречались все обтёрханные, на плохих клячонках; как нищие в лохмотьях, стояли придорожные ракиты с ободранною корой и обломанными ветвями; исхудалые, шершавые, словно обглоданные, коровы жадно щипали траву по канавам. Казалось, они только что вырвались из чьих-то грозных, смертоносных когтей – и, вызванный жалким видом обессиленных животных, среди весеннего красного дня вставал белый призрак безотрадной, бесконечной зимы с ее метелями, морозами и снегами... «Нет, – подумал Аркадий, – небогатый край этот, не поражает он ни довольством, ни трудолюбием; нельзя, нельзя ему так остаться, преобразования необходимы... но как их исполнить, как приступить?..» Так размышлял Аркадий... а пока он размышлял, весна брала своё. Всё кругом золотисто зеленело, всё широко и мягко волновалось и лоснилось под тихим дыханием тёплого ветерка, всё – деревья, кусты и травы; повсюду нескончаемыми, звонкими струйками заливались жаворонки; чибисы то кричали, виясь над низменными лугами, то молча перебегали по кочкам; красиво чернея в нежной зелени еще низких яровых хлебов, гуляли грачи; они пропадали во ржи, уже слегка побелевшей, лишь изредка выказывались их головы в дымчатых ее волнах. Аркадий глядел, глядел, и, понемногу ослабевая, исчезали его размышления… Он сбросил с себя шинель и так весело, таким молоденьким мальчиком посмотрел на отца, что тот опять его обнял. – Теперь уж недалеко, – заметил Николай Петрович, – вот стоит только на эту горку подняться, и дом будет виден. Мы заживём с тобой на славу, Аркаша; ты мне помогать будешь по хозяйству, если только это тебе не наскучит. Нам надобно теперь тесно сойтись друг с другом, узнать друг друга хорошенько, не правда ли? – Конечно, – промолвил Аркадий, – но что за чудный день сегодня! – Для твоего приезда, душа моя. Да, весна в полном блеске. А впрочем, я согласен с Пушкиным – помнишь, в Евгении Онегине: Как грустно мне твоё явленье,Весна, весна, пора любви!Какое... – Аркадий! – раздался из тарантаса голос Базарова, – пришли мне спичку, нечем трубку раскурить. Николай Петрович умолк, а Аркадий, который начал было слушать его не без некоторого изумления, но и не без сочувствия, поспешил достать из кармана серебряную коробочку со спичками и послал её Базарову с Петром. (И.С. Тургенев, «Отцы и дети».) | |||||
| При выполнении заданий В1-В7 запишите ваш ответ в бланк ответов № 1 справа от номера соответствующего задания, начиная с первой клеточки. Ответ необходимо дать в виде слова или сочетания слов. Каждую букву пишите в отдельной клеточке разборчиво. Слова пишите без пробелов, знаков препинания и кавычек. | |||||
| B1 | К какому литературному роду относится произведение, из которого взят фрагмент? | ||||
| Ответ: | |||||
| B2 | Укажите название литературного направления, в рамках которого работал И.С. Тургенев? | ||||
| Ответ: | |||||
| ВЗ | Дайте название сюжетно-композиционного элемента художественного произведения, представляющего собой описание природы («Все кругом золотисто зеленело, все широко и мягко волновалось и лоснилось под тихим дыханием теплого ветерка, все – деревья, кусты и травы…»). | ||||
| Ответ: | |||||
| B4 | Назовите художественный прием, использованный автором в следующей фразе: «Как нищие в лохмотьях , стояли придорожные ракиты». | ||||
| Ответ: | |||||
| B5 | Назовите средство художественной изобразительности, широко используемое автором в приведенном фрагменте («грозные, смертоносные когти», «безотрадная, бесконечная зима» и т.п.). | ||||
| Ответ: | |||||
| B6 | Как называется особый тип вопросов, не требующих ответа: «Нет, - подумал Аркадий, - небогатый край этот, не поражает он ни довольством, ни трудолюбием; нельзя, нельзя ему так остаться, преобразования необходимы… но как их исполнить, как приступить ?..» | ||||
| Ответ: | |||||
| B7 | Какой прием скрытого противопоставления использует писатель в предложении «… а пока он размышлял, весна брала свое »? | ||||
| B1 | эпос | ||||
| B2 | реализм | ||||
| B3 | пейзаж | ||||
| B4 | сравнение | ||||
| B5 | эпитет | ||||
| B6 | риторический | ||||
| B7 | антит | ||||
C1. Какие вопросы, связанные с общей проблематикой произведения, находят свое отражение в данном фрагменте?
C2. Что лежит в основе характера Базарова и какие герои русской классики близки к "базаровскому" типу личности?
Часть 1
На двадцать восьмом году от роду он уже был капитаном; блестящая карьера ожидала его. Вдруг все изменилось.
Психологизм русской классической литературы Есин Андрей Борисович
И.С. Тургенев «ОТЦЫ И ДЕТИ»
И.С. Тургенев
«ОТЦЫ И ДЕТИ»
Расцвет тургеневского творчества – вторая половина 50-х годов. В это время Тургенев становится одной из ведущих фигур в русской литературе, пишет свои лучшие романы; его творчеству посвящают большие статьи Чернышевский и Добролюбов. Критика единодушно отмечает в качестве главных отличительных особенностей творчества писателя его умение чутко уловить изменения в общественной жизни, постоянное внимание к социальным типам и в то же время тонкую поэтичность, знание тайн и секретов внутреннего мира.
В силу особенностей миросозерцания Тургенев в этой предреформенной эпохе, в стремительной динамике общественной жизни, в любом социальном типе ищет прежде всего нравственные проблемы, рассматривает изменения в социальной жизни с точки зрения того духовного содержания, которое проявляется в этих изменениях. Идейно Тургенев крепко связан с мировоззрением либерального дворянства – как художник-реалист постоянно выходит за рамки этого мировоззрения, обнаруживая способность критически оценить дворянский либерализм и отдать должное разночинцам-демократам.
Роман «Отцы и дети» не случайно считается вершиной творчества И.С. Тургенева: общественная проблематика сконцентрировалась в нем, обнаружив противостояние двух основных социальных типов эпохи. Проблемно-тематическая основа романа – взаимоотношения дворян-либералов и демократов-разночинцев, вернее, идейно-нравственный смысл этих взаимоотношений, их духовное содержание.
В дворянстве Тургенев уже давно подметил неспособность к решительному действию, шире – бездеятельность, созерцательность как закономерную нравственную основу характера. Не поставленные перед необходимостью трудиться, не воспитавшие в себе этой привычки, дворяне оказываются и нравственно ущербными, проявляя свою несостоятельность в самых разных ситуациях – от социальных до интимно-бытовых. Эту черту дворянства в изображении Тургенева особо отметил Чернышевский в статье «Русский человек на rendez-vous».
С другой стороны, дворянство для Тургенева всегда было и оставалось носителем чрезвычайно ценных нравственных качеств. Это способность поэтически воспринимать действительность, сильно и глубоко чувствовать, душевная тонкость и чуткость, высокая эстетическая и эмоциональная культура. Благородство нравственных принципов было чрезвычайно симпатично Тургеневу в лучших представителях дворянства.
В характере разночинца-демократа Тургенев увидел противоположное, но столь же противоречивое соотношение душевных качеств. Способность к практическому действию, привычка к труду и потребность в нем, а отсюда – решительность характера, внутренняя уверенность в себе, психологическая устойчивость личности – те качества, которые Тургеневу представляются чрезвычайно ценными и необходимыми как для общества, так и для отдельной личности. Превосходство разночинцев над дворянами связано в сознании Тургенева именно с тем, что «новые люди» – это не созерцатели, а деятели.
Но каковы нравственные цели и основания этой деятельности? Деятельность – во имя чего? Этот важнейший для Тургенева вопрос обнаруживает другую сторону в характере разночинца-демократа, как его понимал писатель. В глазах Тургенева этот тип оказывается так же ущербен, как и дворянство, хотя и на свой лад. В характере разночинцев-демократов Тургенев не увидел поэтического отношения к жизни, высоты и культуры чувств. Философия утилитаризма, практической пользы, вульгарно-материалистические взгляды обедняют личность, ставят во главу угла практицизм, не оставляя места романтике, и подвергают сомнению дорогие Тургеневу свойства личности: способность высоко и поэтически любить женщину, чувствовать красоту искусства и природы, сохранять и развивать с таким трудом накопленный багаж культуры в поведении, быту, человеческих отношениях и пр. Тургенев не только с надеждой, но и с тревогой всматривался в молодое поколение, видя в нем как симпатичные ему жизненную силу и энергию, так и глубоко неприемлемый практицизм, доходящий до цинизма.
Таким образом, нравственная сущность характера и дворянина и разночинца предстает в романе противоречивой, сочетающей в себе и плюсы и минусы. (Важно помнить при этом, что Базаров не просто воспроизведение демократа-разночинца, каким он был в реальной исторической действительности, а образ этого социального типа в представлении и понимании Тургенева.)
Через весь роман писатель последовательно проводит мысль о недостаточности, несостоятельности как дворян либералов, так и разночинцев-демократов. Первые закономерно пасуют в сложных жизненных ситуациях, оказываясь неспособными встать на тот уровень уверенности и решительности, который свойствен Базарову (очень яркий пример здесь – Одинцова, которая при всей видимой силе характера все же в последний момент сделала выбор в пользу привычной спокойной созерцательности). Базаров же страдает от ущербности своей философии: жизнь оказывается тоньше и сложнее его схем, а романтизм, который Базаров называл «вздором», оказывается необходимой частью жизни; этот романтизм гнездится в нем самом и приводит к душевной драме, которую герой с присущей ему силой воли сумел пережить, но не преодолеть.
Надо отметить, что и в том и в другом случае перед нами предстают уже вполне сложившиеся идейно-нравственные позиции, которые затем лишь проверяются жизненными ситуациями. Эмоциональная, почти не зависящая от доводов разума реакция на них – основная форма воплощения идейно-нравственной проблематики в тургеневском романе. Отсюда и главная особенность его психологизма: основным объектом изображения становится не последовательность мыслей и рассуждений героев, не рационально-аналитическая рефлексия (как это было в «Герое нашего времени»), а эмоциональные переживания, задушевная, тайная внутренняя жизнь, в которой герои иногда и сами не отдают себе отчета. Тургенев поставил своей художественной задачей не столько объяснить, растолковать существо психологических процессов, сколько воссоздать душевное состояние предельно отчетливо, внятно для читателя.
Вот как воспроизведено, скажем, психологическое состояние Аркадия перед отъездом из имения Одинцовой: «"Зачем же он меня не спрашивает, почему я еду? и так же внезапно, как и он? – подумал Аркадий. – В самом деле, зачем я еду, и зачем он едет?" – продолжал он свои размышления. Он не мог отвечать удовлетворительно на собственный вопрос, а сердце его наполнялось чем-то едким. Он чувствовал, что тяжело ему будет расстаться с этой жизнью, к которой он так привык; но и оставаться одному было как-то странно. "Что-то у них произошло, – рассуждал он сам с собою, – зачем же я буду торчать перед нею после отъезда? я ей окончательно надоем; я и последнее потеряю". Он начал представлять себе Анну Сергеевну, потом другие черты понемногу проступили через красивый облик молодой вдовы.
"Жаль и Кати!" – шепнул Аркадий в подушку, на которую уже капнула слеза...»
Психологический мир героя здесь воспроизведен достаточно полно, но не исчерпывающе: нет установки на то, чтобы выстроить логическую линию внутреннего состояния, предельно прояснить рисунок внутреннего мира. То, что неясно для героя в данный момент, остается неясным и в передаче Тургенева. («Он не мог отвечать удовлетворительно на собственный вопрос» – в поэтике Лермонтова такая фраза невозможна, по крайней мере пока не исчерпан весь запас самоанализа.) Определение настроения приблизительно: «...сердце наполнялось чем-то едким»; мысли воспроизведены отрывочно.
И тем не менее психологическое состояние Аркадия вполне ясно читателю: мера конкретизации и подробности у Тургенева всегда такая, что создает достаточно наглядную картину внутреннего мира, но не объясняет ее. Установка не на анализ – всесторонний, полный, докапывающийся до скрытых причин, – а на воспроизведение жизни, яркое и живое. При такой установке внутренний мир предстает перед читателем во всей своей реальной многосторонности. В приведенном отрывке рациональной и эмоциональной сферам уделено равное внимание, они выступают как взаимно связанные грани психологического процесса или состояния. Воспроизведены и ход размышления, и ясное, осознанное чувство, и смутное настроение, и образы, возникающие в памяти и воображении. Все это в целом составляет единую картину душевного состояния.
Вследствие этого психологическое изображение у Тургенева очень правдоподобно: писателю удалось максимально приблизиться к воспроизведению внутренней жизни человека в ее реальном виде.
В самом деле, пропущенная через рациональный фильтр анализа душевная жизнь неизбежно утрачивает форму, свойственную ей в реальной действительности. У Тургенева этого не происходит прежде всего потому, что он не отдает приоритета рациональной стороне внутренней жизни, а показывает процессы мышления на определенном эмоциональном фоне, воссоздает целостное переживание как единство чувств, размышлений, желаний, воспоминаний.
Эмоциональной стороне психологической жизни Тургенев уделяет, пожалуй, даже больше внимания, потому что именно в том, что не зависит или не вполне зависит от рассудочного контроля, человек и проявляет свои глубинные, сущностные черты характера. А ведь задача Тургенева – именно в том, чтобы раскрыть идейно-нравственные основы личности, докопаться до того, каков человек на самом деле, в отличие от того, каким он хочет казаться себе и окружающим, – иными словами, проникнуть в истинную жизнь души и сердца.
Такое внимание к эмоциональной сфере привело к тому, что Тургеневу удалось, как никому до него, художественно живо и убедительно раскрыть и воспроизвести весьма сложные для изображения, смутные, трудноуловимые душевные движения. Тонкость тургеневского психологизма, его умение художественно осваивать нюансы переживаний единодушно отмечались современниками как бесспорная заслуга писателя. Посмотрим на конкретных примерах, какие психологические состояния доступны тургеневскому изображению. Вот, например, картина душевного мира Николая Петровича после разговора с Аркадием по поводу Фенечки:
«Сердце его забилось... Представилась ли ему в это мгновение неизбежная странность будущих отношений между ним и сыном, сознавал ли он, что едва ли не большее бы уважение оказал ему Аркадий, если б он вовсе не касался этого дела, упрекал ли он самого себя в слабости – сказать трудно; все эти чувства были в нем, но в виде ощущений – и то неясных; а с лица не сходила краска, и сердце билось».
Сложность писательской задачи состоит здесь в том, чтобы воспроизвести смутную картину внутреннего состояния, с одной стороны, так, чтобы читателю стало ясным содержание психологического процесса, а с другой стороны – не утратить в передаче ощущение этой смутности, донести его до читателя. Мастерство Тургенева-психолога проявляется в том, как он справляется с этой задачей: содержание душевных движений дается в виде предположения и сопровождается авторским «трудно сказать» – тем самым достигается определенная ясность в картине внутреннего мира, а в то же время понятно и то, что сам герой не дает себе точного отчета в своем состоянии; ощущение смятенности, зыбкости картины внутреннего мира еще усиливается итоговым: «все эти чувства были в нем, но в виде ощущений – и то неясных».
Интересно, что изображение душевного состояния представляется нам здесь довольно простым и естественным, но это та простота, которая не приходит сама собой, а требует мастерства. Помимо особой логико-синтаксической конструкции Тургенев использует еще и обрамление собственно психологической зарисовки физиологическими приметами взволнованности: в начале отрывка – «сердце его забилось», в конце – «а с лица не сходила краска, и сердце билось». Эти детали создают эмоциональный тон, и уже понятно, что в этот момент душевное состояние героя нельзя аналитически разложить по полочкам, оно все – в нерасчленимом слиянии разнородных мыслей и эмоций.
Вот еще один пример того, с каким мастерством изображает Тургенев сложные и тонкие душевные движения – психологическое состояние Одинцовой после ее объяснения с Базаровым:
«Она до обеда не показывалась и все ходила взад и вперед по своей комнате, заложив руки назад, изредка останавливаясь то перед окном, то перед зеркалом, и медленно проводила платком по шее, на которой ей все чудилось горячее пятно. Она спрашивала себя, что заставляло ее "добиваться", по выражению Базарова, его откровенности, и не подозревала ли она чего-нибудь... "Я виновата, – промолвила она вслух, – но я это не могла предвидеть". Она задумывалась и краснела, вспоминая почти зверское лицо Базарова, когда он бросился к ней...
"Или?" – произнесла она вдруг, и остановилась, и тряхнула кудрями... Она увидела себя в зеркале; ее назад закинутая голова с таинственной улыбкой на полузакрытых, полураскрытых глазах и губах, казалось, говорила ей в этот миг, что-то такое, от чего она сама смутилась...
"Нет, – решила она наконец, – Бог знает, куда бы это повело, этим нельзя шутить, спокойствие все-таки лучше всего на свете"».
Смятение героини передано Тургеневым в первом абзаце в основном через подробности внешнего поведения. Это очень тонкий прием, указывающий именно на то, что Одинцова не может полностью осознать свое состояние, что она неспокойна. Мысли героини, о которых мы узнаем из этого отрывка, – это лишь часть ее внутреннего состояния, и не в мыслях тут основной интерес, а в том ощущении душевной смуты, когда человек сам не знает, чего хочет, когда нет внутренней ясности и поток психологических состояний протекает почти бесконтрольно.
Второй абзац начинается с неожиданного «Или?», которое должно было бы стать началом внутреннего монолога. Но внутреннего монолога нет, потому что все, что стоит за этим «Или?», для самой Одинцовой не осознано, в логической мысли не воплощено. Это эмоциональный порыв, неожиданная для самой героини возможность решения, и внешнее поведение характерно именно для этого состояния: «и остановилась, и тряхнула кудрями...» Это жесты человека, принявшего какое-то внезапное, может быть, отчаянное, решение, но все же решившего не до конца, лишь на эмоциональном уровне. Решение перейдет в действие, если размышление подтвердит верность эмоций. С Одинцовой, как мы увидим дальше, этого не произойдет; пока она живет в том состоянии невысказанного эмоционального полурешения, ей хочется броситься за ту черту, к которой она подошла, и в то же время она этого боится, ее и манит и пугает возможность круто переменить свою жизнь. И все это не до конца осознанно. Двуплановость внутреннего мира Одинцовой в этот момент выражена Тургеневым не с помощью передачи мыслей, а иными средствами: оборванным в самом начале внутренним монологом, последней фразой абзаца: отражение в зеркале говорило «ей в этот миг что-то такое, от чего она сама смутилась...»
Вот и проясняется это незаконченное «Или?»: «или ответить на любовь Базарова, рискнуть соединить свою жизнь с этим человеком, который и притягивает ее и пугает?» Только у Тургенева все это выражено не в той форме ясного и логически оформленного вопроса самой себе, которую мы сейчас воссоздали, реконструировали, а иначе. Художественный эффект здесь тот, что сквозь приметы внешнего поведения, неясность мыслей, неосознанность чувств в отрывке передано не только рациональное содержание внутреннего мира, но и ощущение эмоциональной зыбкости, смятенного душевного состояния; воссоздан, воспроизведен внутренний мир в его нерасчленимой целостности, воспроизведено переживание, настроение. Обратим внимание еще и на то, как искусно пользуется Тургенев таким простым приемом, как многоточие: многоточия обрывают мысль героини именно там, где кончается осознанное и начинается то, что и для самой героини – затаенное, то, в чем даже признаться себе страшно.
Таково эмоциональное состояние героини. А в третьем абзаце это эмоциональное состояние уже прошло рациональный самоконтроль, Одинцова уже пережила необычное для себя состояние, успокоилась и снова способна здраво рассуждать. «Нет, – решила она наконец, – Бог знает, куда бы это повело, этим нельзя шутить, спокойствие все-таки лучше всего на свете». Решение принято, и в последнем абзаце нам дано уже не эмоциональное состояние, а только мысли: Одинцова полностью овладела собой, поставила смутные и противоречивые порывы и желания под контроль разума; короткий внутренний монолог построен почти по законам логического рассуждения. И здесь уже нет недоговоренностей, внезапных для самой героини ощущений, двуплановости, многоточий. Иное состояние – иные средства его воплощения.
При воссоздании сложных душевных движений Тургенев обращает особое внимание на противоречивые состояния внутреннего мира человека. Как уже говорилось, для Тургенева важно и интересно, каков человек в его глубинной идейно-нравственной сущности, каким проявляет он себя неосознанно. Противоречия между тем, каков человек на самом деле, и тем, каким он хочет себя видеть, постоянно фиксируются Тургеневым то в несоответствии эмоционального мира рациональному, то в неадекватном, нарочитом поведении, то в подавлении желаний.
Приведем несколько примеров противоречивости внутреннего состояния и душевных движений:
«Аркадия покоробило от цинизма Базарова, но – как это часто случается – он упрекнул своего приятеля не за то именно, что ему в нем не понравилось...»; «Он ощущал небольшую неловкость, ту неловкость, которая обыкновенно овладевает молодым человеком, когда он только что перестал быть ребенком и возвратился в место, где привыкли видеть и считать его ребенком. Он без нужды растягивал свою речь, избегал слова "папаша" и даже раз заменил его словом "отец", произнесенным, правда, сквозь зубы; с излишнею развязностью налил себе в стакан гораздо больше вина, чем самому хотелось»; «Между обоими молодыми людьми с некоторых пор установилось какое-то лжеразвязное подтрунивание, что всегда служит признаком тайного неудовольствия или невысказанных подозрений»; «Василий Иванович суетился больше, чем когда-либо: он видимо храбрился, громко говорил и стучал ногами, но лицо его осунулось, и взгляды постоянно скользили мимо сына».
Неоднозначность внутреннего мира героев принципиально важна для Тургенева: она не только указывает на сложность и богатство переживаний, но служит и для прояснения авторской позиции по отношению к персонажу. Тургеневу важно выявить скрытое, и в зависимости от того, насколько это скрытое человечно, насколько отвечает высшим нравственным меркам, находится авторское отношение, авторская оценка.
Общим принципам тургеневского психологизма подчинена и система конкретных способов, приемов психологического изображения. Ведущее место в этой системе занимает авторское повествование – рассказ о внутреннем состоянии героя ведется от третьего лица. Новаторством Тургенева явилось то, что он решительно отошел в своих романах от форм самопсихологизма, который ставил определенные ограничения изображению душевных состояний и движений. В тургеневских романах психологическое повествование нередко передано «всезнающему» рассказчику, для которого нет тайн в душах героев. Другое дело, что повествователь, как мы видели, не всегда пользуется своим правом всезнания, но потенциально он всегда знает о внутреннем мире героев больше, чем сами герои.
Выдвижение на первый план именно этой повествовательной формы продиктовано рядом обстоятельств. Во-первых, Тургеневу необходимо изобразить идейно-нравственные основы не одного, а многих характеров, что затрудняет использование неавторских субъектных форм повествования, приковывающих рассказ к какой-то единственной точке зрения. Во-вторых, повествование от третьего лица дает не субъективную, а объективную картину внутреннего мира: воспроизведение душевной жизни героев ведется как бы со стороны. Это важно, поскольку для Тургенева первая задача – не проанализировать, а воссоздать психологический мир во всей его естественной непосредственности и многосторонности. Само воспроизведение противоречий душевной жизни требует «взгляда со стороны», потому что, как мы видели, во многих душевных движениях герои не хотят или не могут отдать себе отчета. В-третьих, изображая внутренний мир человека как единство рационального и эмоционального, Тургенев все же отдает приоритет области чувств и переживаний, а их воспроизвести в естественном виде можно только с помощью повествования от третьего лица: рассказ от первого лица неизбежно рационализирует эмоции, лишает их непосредственности.
В психологическом повествовании Тургенева, рассчитанном на воспроизведение сложных душевных состояний и противоречивости психологических процессов, анализ заменяется авторским комментарием, который, как правило, раскрывает в душевном состоянии героев то, чего сами они за собой не замечают или в чем не хотят признаться: «Он задыхался; все тело его видимо трепетало. Но это было не трепетание юношеской робости, не сладкий ужас первого признания овладел им: это страсть в нем билась, сильная и тяжелая, страсть, похожая на злобу и, быть может, сродни ей...»; «Чувство снисходительной нежности к доброму и мягкому отцу, смешанное с ощущением какого-то тайного превосходства, наполнило его душу. – Перестань, пожалуйста, – повторил он еще раз, невольно наслаждаясь сознанием собственной развитости и свободы».
Психологическое повествование от третьего лица позволяет подробно и художественно убедительно воссоздавать весьма сложные и противоречивые состояния человеческой души, раскрывать двуплановость, несовпадение эмоционального и рационального в психологическом мире, а значит – воспроизводить и сложные состояния внутренней борьбы, психологическую конфликтность. Один из выразительнейших примеров этого – изображение внутреннего состояния Базарова, осознавшего в себе любовь к Одинцовой; эпизод, заметим, ключевой для понимания характера героя:
«Настоящею причиной всей этой "новизны" было чувство, внушенное Базарову Одинцовой, которое его мучило и бесило и от которого он тотчас же отказался бы с презрительным хохотом и цинической бранью, если бы кто-нибудь хотя отдаленно намекнул ему на возможность того, что в нем происходило... Базаров... любовь в смысле идеальном, или, как он выражался, романтическом, называл белибердой, непростительной дурью... Одинцова ему нравилась... но он скоро понял, что с ней "не добьешься толку", а отвернуться от нее он, к изумлению своему, не имел сил. Кровь его загоралась, как только он вспоминал о ней; он легко сладил бы со своею кровью, но что-то другое в него вселилось, чего он никак не допускал, над чем всегда трунил, что возмущало всю его гордость. В разговорах с Анной Сергеевной он еще больше прежнего высказывал свое равнодушное презрение ко всему романтическому; а оставшись наедине, он с негодованием сознавал романтика в самом себе. Тогда он отправлялся в лес и ходил по нему большими шагами, ломая попадавшиеся ветки и браня вполголоса и ее и себя; или забирался на сеновал, в сарай и, упорно закрывая глаза, заставлял себя спать, что ему, разумеется, не всегда удавалось. Вдруг ему представится, что эти целомудренные руки когда-нибудь обовьются вокруг его шеи, что эти гордые губы ответят на его поцелуи, что эти умные глаза с нежностию – да, с нежностию – остановятся на его глазах, и голова его закружится, и он забудется на миг, пока опять не вспыхнет в нем негодование. Он ловил самого себя на всякого рода "постыдных" мыслях, точно бес его дразнил... Но тут он обыкновенно топал ногою или скрежетал зубами и грозил себе кулаком».
Здесь психологическому повествованию «со стороны» оказывается доступной вся картина внутреннего состояния: мысли, эмоциональный тон, воспоминания, воображаемые сцены, волевые импульсы. Наряду с прямым психологическим изображением используются детали внешнего поведения, дополняющие картину в тех местах, где надо воссоздать эмоциональный настрой («отправлялся в лес и ходил там большими шагами, ломая попадавшиеся ветки», «топал ногою или скрежетал зубами»). Интересно, как в системе повествозания от третьего лица отчасти воспроизводится манера мышления Базарова: это достигается прежде всего введением в повествовательную речь характерных для героя словечек и оборотов – «романтическое», «не добьешься толку», «постыдные» мысли. Обратим внимание еще и на то, как тонко подчеркивает Тургенев необычность того, что происходит с героем, вводя такие психологические характеристики, как «к изумлению своему», «с негодованием сознавал романтика в самом себе» и, наконец, изящный психологический намек: «Вдруг ему представится, что... эти умные глаза с нежностию – да, с нежностию – остановятся на его глазах...» Дважды повторенное «с нежностию», да еще с усилительным междометием, – способ подчеркнуть, насколько непривычно, даже невероятно для всегда сурового и практичного Базарова мечтать о нежности – может быть, самом тонком и поэтичном, самом «романтическом» чувстве в любви. Это душевное движение настолько необычно, что с первого раза даже не верится, необходимо подтверждение: «с нежностью?! – да, именно с нежностью».
Тургенев одним из первых в нашей литературе стал применять для воссоздания эмоционального тона особенные синтаксические конструкции, правда, трудно сказать, был ли этот прием сознательным или интуитивным. В приведенном отрывке хорошо видно, что чем поэтичнее содержание душевной жизни героя, тем более возрастает ритмичность речи при ее передаче. Период «Вдруг ему представится...» обладает максимальной ритмической упорядоченностью, какую только допускает проза: повторы, анафорические конструкции, синтаксический параллелизм, соразмерность простых предложений внутри периода, наконец, просто фрагмент четкого четырехстопного ямба: «и голова его закружится, и он забудется на миг». Все это поэтизирует прозу, подчеркивая тем самым возвышенный эмоциональный тон представлений и переживаний, помогает читателю лучше ощутить душевное состояние героя. Заметим, что подобный прием психологического изображения наиболее органичен в повествовании от третьего лица: Базарову, например, такая речевая манера совершенно несвойственна.
В целом можно сказать, что психологическое повествование от третьего лица, используя различные приемы изображения, дает картину внутреннего мира, с одной стороны, объективно-точную, взятую как бы со стороны, а с другой – достаточно подробную и многостороннюю, воссоздающую тонкие, скрытые душевные движения. Психологическое состояние героя под пером Тургенева делается ясным и близким читателю, вызывает ощущение полной психологической достоверности.
Повествование от третьего лица позволило Тургеневу художественно освоить и динамику внутреннего мира человека. Правда, специальной задачи воспроизвести поток внутренней жизни писатель себе не ставил – для него важнее было воссоздать нюансы относительно статичного состояния. В изображении динамики внутреннего мира решающий шаг сделал не Тургенев, а Толстой. Но в ряде случаев и в романах Тургенева переживание развертывается как процесс, противоречивый и неоднозначный, в котором тесно связаны между собой мысли и эмоции, осознанные и неосознанные желания и стремления, картины воображения, воспоминания, ассоциации. Может быть, наиболее яркий пример такого изображения – душевное состояние Николая Петровича, описанное в XI главе:
«На него нашли грустные думы. Впервые он ясно сознал свое разъединение с сыном; он предчувствовал, что с каждым днем оно будет становиться все больше и больше. Стало быть, напрасно он, бывало, зимою в Петербурге просиживал над новейшими сочинениями... "Брат говорит, что мы правы, – думал он, – и, отложив всякое самолюбие в сторону, мне самому кажется, что они дальше от истины, нежели мы, а в то же время я чувствую, что за ними есть что-то, чего мы не имеем, какое-то преимущество над нами... Молодость? Нет; не одна только молодость. Не в том ли состоит это преимущество, что в них меньше следов барства, чем в нас?"
Николай Петрович потупил голову и провел рукой по лицу.
"Но отвергать поэзию? – подумал он опять, – не сочувствовать художеству, природе?.."
И он посмотрел кругом, как бы желая понять, как можно не сочувствовать природе».
Далее идет довольно большая пейзажная зарисовка, как всегда у Тургенева, тонкая и поэтичная. С ее помощью косвенно воссоздается движение душевной жизни Николая Петровича – пейзаж становится его впечатлением, которому затем подводится эмоциональный итог:
«"Как хорошо, Боже мой!" – подумал Николай Петрович, и любимые стихи пришли было ему на уста; он вспомнил Аркадия, «Stoff und Kraft», – и умолк, но продолжал сидеть, продолжал предаваться горестной и отрадной игре одиноких дум... Представилась ему опять покойница жена, но не такою, какой он ее знал в течение многих лет, не домовитою, доброю хозяйкою, а молодою девушкой с тонким станом, невинно-пытливым взглядом и туго закрученною косой над детскою шейкой. Вспомнил он, как он увидел ее в первый раз... Куда все это умчалось? Она стала его женой, он был счастлив, как немногие на земле... "Но, – думал он, – те сладостные, первые мгновения, отчего бы не жить им вечною, не умирающею жизнью?"
Он не старался уяснить самому себе свою мысль, но он чувствовал, что ему хотелось удержать то блаженное время чем-нибудь более сильным, чем память...»
Здесь поток переживания ненадолго прерывается приходом Фенечки, который возбуждает ряд новых эмоций; затем продолжается прежний ряд:
«Он приподнялся и хотел возвратиться домой; но размягченное сердце не могло успокоиться в его груди, и он стал медленно ходить по саду... Он ходил много, почти до усталости, а тревога в нем, какая-то ищущая, неопределенная, печальная тревога, все не унималась. О, как Базаров посмеялся бы над ним, если б он узнал, что в нем тогда происходило! Сам Аркадий осудил бы его...
Николай Петрович продолжал ходить и не мог решиться войти в дом, в это мирное и уютное гнездо, которое так приветно глядело на него всеми своими освещенными окнами; он не в силах был расстаться с этой темнотой, с садом, с ощущением свежего воздуха на лице и с этой грустию, с этой тревогой...»
Как видим, динамика душевной жизни передана здесь достаточно подробно и в основном в соответствии с теми закономерностями, по которым движется психический процесс в реальной жизни. Сосредоточенные целенаправленные размышления о взаимоотношениях поколений через короткое время сменяются возникшими по ассоциации переживаниями, воспоминаниями; движение внутреннего мира не подчинено рациональной логике, а прихотливо, непредсказуемо и все же по-своему закономерно: через весь эпизод проходит единое настроение «неясной, ищущей тревоги», а мысль постоянно возвращается к исходной точке – отношениям с сыном. Это цементирует отдельные чувства и размышления, придает переживанию цельность. В результате получается психологически достоверная картина эмоционально-мыслительного процесса.
В тургеневском повествовании по-особому организовано художественное время. Повествование от третьего лица позволило устранить временную дистанцию между самим переживанием и рассказом о нем – переживание не опосредовано воспоминанием и рациональной обработкой, а дано непосредственно. Тургенев как бы подслушивает душевные движения своих героев в тот самый момент, когда они происходят, и добивается ощущения сиюминутности, непосредственной причастности читателя к тому психологическому процессу, который развертывается «здесь и сейчас», на глазах. Все это усиливает убедительность и достоверность художественного психологизма Тургенева.
В системе форм психологического изображения у Тургенева можно встретить и внутренний монолог, однако эта форма применялась писателем нечасто. Дело в том, что внутренний монолог – это прежде всего форма передачи мыслительных процессов, продолжительной и относительно целенаправленной работы сознания. Между тем для Тургенева, как уже было сказано, важнейшей в характеристике человека являлась не рациональная, а эмоциональная сфера – та область, откуда поднимаются не зависящие от человека душевные движения, стремления, порывы. Внутренний монолог в системе такого психологизма мог применяться лишь эпизодически и всегда сопровождался авторским комментарием. Вот, например, внутренний монолог Базарова, после того как он принял вызов Павла Петровича: «Фу, ты, черт! как красиво и как глупо! Экую мы комедию отломали! Ученые собаки так на задних лапах танцуют. А отказать было невозможно; ведь он меня, чего доброго, ударил бы, и тогда... (Базаров побледнел при одной этой мысли; вся его гордость так и поднялась на дыбы.) Тогда пришлось бы задушить его, как котенка».
Поставленный в скобки авторский комментарий здесь едва ли не важнее самого внутреннего монолога: из размышлений Базарова мы понимаем прежде всего то, что он недоволен собой и сложившейся ситуацией; авторский комментарий проясняет нам нечто большее – глубинную сущность характера, которая и в этом психологическом состоянии является доминирующей и определяет собой переживания и поступки героя.
Одна из примечательнейших особенностей психологизма Тургенева состоит в его ненавязчивости, иногда даже незаметности. Подчеркнутое, акцентированное внимание к внутреннему миру героев было для Тургенева неприемлемым. «Поэт должен быть психологом, но тайным», – считал он (письмо к К. Леонтьеву от 21 октября 1860 г.).
Практически это означало, что Тургенев говорит о внутреннем мире своих героев меньше, чем мог бы сказать, недоговаривает, последовательно отказывается от анализа, художественно «прячет» свой психологизм, чтобы не создавать впечатления специального пристального интереса к процессам душевной жизни. Этому служит, во-первых, композиция психологических и непсихологических эпизодов в романе. Непрерывное психологическое изображение, занимающее страницу-другую, – чрезвычайно редкое явление в тургеневских романах (в повестях тургеневский психологизм носит несколько иной характер, в соответствии с проблематикой и своеобразием художественных задач). Обыкновенно психологическое изображение у Тургенева занимает абзац-другой, а затем сменяется фрагментами, рассказывающими о сюжетном действии, содержащими описания и т.п. И хотя психологические картины постоянно сопровождают развитие действия, а в ключевых эпизодах явно выступают на первый план, такой композиционный прием «разбивки» создает впечатление соразмерности, уравновешенности психологических и непсихологических эпизодов. Внимание автора к внутренней жизни не выглядит избыточным, специальным, потому психологизм Тургенева и производит впечатление чрезвычайной естественности.
Принцип «тайного психологизма» проявляется и в широком применении Тургеневым средств и приемов косвенного изображения внутреннего мира. Это такие приемы, как изображение внутреннего состояния через подробности внешнего поведения, через детали пейзажа, портрета и интерьера, умолчание. Эти формы в системе тургеневского психологизма тем более важны, что писатель имел дело в основном с тончайшей душевной субстанцией эмоциональных переживаний, а в этой области далеко не все поддается прямому и непосредственному словесному изображению.
Тонкие и смутные душевные движения Тургенев часто передает, воспроизводя внутренний мир через подробности внешнего поведения.
«Странная усталость замечалась во всех его движениях, даже походка его, твердая и стремительно смелая, изменилась. Он перестал гулять в одиночку и стал искать общества; пил чай в гостиной, бродил по огороду с Василием Ивановичем и курил с ним "в молчанку"». Это Базаров, возвратившийся в родительский дом после предпоследней встречи с Одинцовой. За внешним поведением легко угадывается внутреннее состояние: Базаров и хочет, и не может возвратить душевный покой, нарушенный неразделенной любовью. Конкретных примет внутреннего мира, отдельных чувств и переживаний в этом изображении нам не дано, но это и не входит в задачу Тургенева: само состояние Базарова слишком смутно, невыразимо точными словами – у нас остается лишь ощущение определенного эмоционального тона.
А вот картина внутреннего состояния Базарова и Одинцовой накануне их решительного объяснения: «Он прошелся по комнате, потом вдруг приблизился к ней, торопливо сказал "прощайте", стиснул ей руку так, что она чуть не вскрикнула, и вышел вон. Она поднесла свои склеившиеся пальцы к губам, подула на них и внезапно, порывисто поднявшись с кресла, направилась быстрыми шагами к двери, как бы желая вернуть Базарова...» Здесь поведение героев однозначно указывает на их встревоженность, взволнованность; психологически оба – на пороге, в нерешимости. Но опять-таки конкретного содержания переживаний в сцене не дано: слишком сложное и неясное психологическое состояние здесь воспроизводится.
Обратим внимание на то, что к изображению внешнего поведения как признака внутреннего состояния Тургенев прибегает только тогда, когда по логике отношений, по характеру создавшейся ситуации нам легко догадаться о том, что происходит в душе героев. Психологической загадочности, как это было у Лермонтова, этот прием у Тургенева не создает.
Аналогичным образом применяется Тургеневым и способ изображения внутреннего мира через детали портрета, мимические движения, передачу физиологических примет психологического состояния. В применении этих форм Тургенев не был новатором – он использовал уже найденные в литературе приемы, но находил им особое место в системе своего «тайного психологизма». Психологический портрет применялся Тургеневым как одна из вспомогательных форм психологического изображения, помогающая разнообразить воспроизведение внутреннего мира и делать психологизм скрытым, неявным. В использовании же пейзажа для целей психологического изображения Тургенев, по общему признанию, достиг высочайшего мастерства. Самые тонкие и поэтичные внутренние состояния передаются Тургеневым именно через описание картин црироды. В этих описаниях создается определенное настроение, которое воспринимается читателем как настроение персонажа, – таков главный принцип использования этой формы в романах Тургенева.
«Так размышлял Аркадий... а пока он размышлял, весна брала свое. Все кругом золотисто зеленело, все широко и мягко волновалось и лоснилось под тихим дыханием теплого ветерка, все – деревья, кусты и травы; повсюду нескончаемыми, звонкими струйками заливались жаворонки; чибисы то кричали, виясь над низменными лугами, то молча перебегали по кочкам; красиво чернея в нежной зелени еще низких яровых хлебов, гуляли грачи; они пропадали во ржи, уже слегка побелевшей, лишь изредка выказывались их головы в дымчатых ее волнах. Аркадий глядел, глядел, и, понемногу ослабевая, исчезали его размышления... Он сбросил с себя шинель и так весело, таким молоденьким мальчиком посмотрел на отца, что тот опять его обнял».
О внутреннем мире Аркадия можно здесь сказать очень кратко, потому что эмоциональный тон, настроение героя уже заданы и определены предшествующим описанием радостной майской природы. Изображение эмоционального состояния героев через аналогию с «настроением природы» – один из наиболее тонких и действенных приемов тургеневского «тайного психологизма».
Тургенев, очевидно, одним из первых начал сознательно и более или менее регулярно применять такую форму изображения внутреннего мира, как умолчание. Для целей «тайного психологизма» этот прием был буквально неоценим: умолчание предполагает, что читатель сам, без авторской помощи поймет психологическое состояние героя. Вот, например, после одной из бесед с Одинцовой «Базаров, часа два спустя, вернулся к себе в спальню с мокрыми от росы сапогами, взъерошенный и угрюмый». «С мокрыми от росы сапогами» – значит, два часа ходил где попало, пытаясь успокоиться, привести внутренний мир в равновесие. «Взъерошенный и угрюмый» – ясным становится бесплодность и безрезультатность психологической борьбы с самим собой. Психологическое состояние воссоздано без прямого называния внутренних процессов. Надо, однако, заметить, что Тургенев и этот прием применял лишь в тех случаях, когда за умолчанием однозначно, безошибочно прочитывается определенное эмоциональное состояние.
Своеобразие психологического стиля Тургенева-романиста – в многостороннем воспроизведении внутреннего мира человека средствами объективного повествования, в специфическом интересе к наиболее тонким и сложным душевным движениям, к эмоциональной сфере внутренней жизни, в удивительном жизнеподобии и убедительности создаваемых им психологических образов и картин, в широком применении приемов «тайного психологизма». В этом же и заслуга Тургенева в развитии повествовательного психологизма в русской литературе.
Данный текст является ознакомительным фрагментом. Из книги Литературы лукавое лицо, или Образы обольщающего обмана автора Миронов Александр«Отцы и дети» И. С. Тургенева – дурманящий гимн пользе человеческой Перед нами, дорогой читатель, уникальный роман XIX столетия, в котором самым причудливым образом сошлись некий итог развития всей многовековой традиции и его же полное отрицание. Казалось бы, а зачем же
Из книги Дзен футбола автора Генис Александр АлександровичБЕСЫ: ОТЦЫ И ДЕТИ З а Достоевского я взялся, когда узнал, что Саддам Хусейн читал его перед арестом. Меня волнуют книги, к которым обращаются в минуты кризиса. Американцы обычно выбирают Библию, но это мало о чем говорит, потому что у многих, чему я иногда завидую, иных
Из книги Чудо-остров. Как живут современные тайваньцы автора Баскина Ада Из книги Поэты и цари автора Новодворская ВалерияАлександр Лаэртский ОТЦЫ И ДЕТИ Два молодежных хлопца, один постарше, другой помоложе, отправляются в путешествие по российским пердям, где проживают их родители и прочие родственники, дико соскучившиеся по чадам и готовые внимать любым нездоровым сублимациям своих
Из книги Теория культуры автора Автор неизвестен8.2.2. «Отцы и дети»: спектр отношений между поколениями Отношения между поколениями проявляются в широком диапазоне. Даже при совпадении по главным вопросам вкусы, интересы и взгляды могут существенно различаться. Единство не означает тождества. Новые условия создают
Из книги Повседневная жизнь русской усадьбы XIX века автора Охлябинин Сергей Дмитриевич Из книги Русские [стереотипы поведения, традиции, ментальность] автора Сергеева Алла Васильевна§ 6. Семья: отцы и дети. Родственные связи Гордись не отцом, а сыном-молодцом» Русская народная пословица «В российских семьях отношения между поколением родителей и уже взрослыми детьми тоже отличаются от европейских. Между родителями и уже взрослым потомством связи
Из книги Книга лидера в афоризмах автора Кондрашов Анатолий ПавловичТУРГЕНЕВ Иван Сергеевич Тургенев (1818–1883) – русский писатель. Если ждать минуты, когда все, решительно все будет готово, никогда не придется начинать. Нечего ждать вдохновения: придет оно – тем лучше, а ты все-таки работай. Слово «завтра» придумано для людей
Из книги Еврейский мир автора Телушкин ДжозефГлава 260 «Да не будут наказуемы смертью отцы за детей, и дети да не будут наказуемы смертью за отцов» (Дварим, 24:16) В идеальном мире дети не страдают за грехи и ошибки отцов, в реальной жизни это бывает часто. Женщины-наркоманки, получившие СПИД, передают смертельную болезнь
Из книги Погаснет жизнь, но я останусь: Собрание сочинений автора Глинка Глеб АлександровичОТЦЫ И ДЕТИ Из Джеймса Стивенсона Он до предела дряхлым был, Незрячий глаз его застыл И рот запал меж бородой И носом. Высохший, худой, Едва передвигался он. Был мир его ни явь, ни сон. А в старой трубочке накал Попыхивал и потухал. В карманах шарил он, мычал: «О Боже, милая,
Из книги Русский бал XVIII – начала XX века. Танцы, костюмы, символика автора Захарова Оксана ЮрьевнаИван Тургенев Отцы и дети Отрывок из романа Несколько дней спустя состоялся бал у губернатора. Матвей Ильич был настоящим «героем праздника», губернский предводитель объявлял всем и каждому, что он приехал, собственно, из уважения к нему, а губернатор даже и на бале, даже
Из книги Русский Эрос "Роман" Мысли с Жизнью автора Гачев Георгий ДмитриевичОтцы и дети Чтобы любовная игра жизни как внедрения человека в народ могла состояться, наличный люд в каждый момент должен (как в игре сговариваются) разделиться на мужскую и женскую партии! Кстати, напряженный сюжет (и детектив) оттого обладают неотразимой
Из книги Размышления автора Воронель Александр Владимирович Из книги Сказки и легенды маори автора Кондратов Александр Михайлович Из книги Пушкин и пустота [Рождение культуры из духа реальности] автора Ястребов Андрей ЛеонидовичФальшивомонетчики Отцы и дети – Впрочем, мы друг друга понять не можем; я, по крайней мере, не имею чести вас понимать. – Еще бы! – воскликнул Базаров. – Человек все в состоянии понять – и как трепещет эфир, и что на солнце происходит; а как другой человек может иначе
Из книги Дела давно минувших дней... [Историко-бытовой комментарий к произведениям русской классики XVIII-XIX веков] автора Мещеряков ВикторРоман И. Тургенева «Отцы и дети» (1862)
Во второй половине XIX века, когда во всех формах общественного сознания пробилось огромнейшее количество идей, мыслей, в русской реалистической литературе стала особенно очевидной тенденция к все более глубокому проникновения во внутренний мир человека.
Открытие сложной сферы человеческих мыслей и чувств - главная сторона реалистического метода художественного творчества, а психологически достоверное раскрытие внутреннего мира человека на основе его связей с окружающим миром давно уже стало прочным художественным завоеванием.
В исследовательской литературе давно поставлен вопрос о большой значимости вклада И. С Тургенева в сокровищницу человековедения.
Еще в XVIII веке в 50-х годах Н. Ч. Чернышевский сформулировал определение многих видов психологического анализа на материале анализа психологической манеры Л. Толстого: "Внимание графа Толстого более всего обращено на то, как одни чувства и мысли развиваются из других; ему интересно наблюдать, как чувство непосредственно возникающее из данного положения или впечатления, подчиняясь влиянию воспоминаний и силе сочетаний, представляемых воображением, переходит в другие чувства, снова обращается к прежней исходной точке и опять странствует, изменяясь по цепи воспоминаний, как мысль, рожденная первым ощущением, ведет к другим мыслям, увлекается дальше и дальше, сливает грезы с действительным ощущением, мечты о будущем с рефлексиею о настоящем. Психологический анализ может принимать различные направления: одного поэта занимают все более очертания характеров; другого - влияния общественных отношений и житейских столкновений на характеры; третьего - связь чувств с действиями; четвертого - анализ страстей; графа Толстого все более - сам психический процесс; его формы, его законы, диалектика души, чтобы выразиться с определенным термином.
Современник И. С. Тургенева, критик П. В. Анненков, писал о том, что Тургенев - "несомненно психолог", "но тайный". Исследование психологии у Тургенева "всегда скрыто в недрах произведения, - продолжает он, - и развиваться он вместе с ним, как красная нитка, пущенная в ткань".
Эту точку зрения разделял целый ряд критиков при жизни Тургенева, получила она признание и в последующий период - вплоть до наших дней. В соответствии с этой точкой зрения тургеневский психологизм имеет предметно-итоговый характер: психическое, внутреннее, сокровенное хотя и постигается, но не посредством своего рода снятия покровов с тайников души, когда перед читателем открывается картина возникновения и развития чувств героя, а путем художественной реализации их во внешних проявлениях в позе, жесте, мимике, поступке и т.п.
Знание человеческого сердца, способность раскрывать перед нами его тайны -- ведь это первое слово в характеристике каждого из тех писателей, творения которых с удивлением перечитываются нами".
Начиная с середины XIX века, психологический анализ в русской литературе приобретает новое качество: обостренное художественное внимание к психологическому развитию личности как предмету изображения становится общей тенденцией развития критического реализма, что объяснялось глубокими общественно-историческими изменениями. Вторая половина XIX века -- эпоха ломки устоев старой, патриархальной крепостнической России, когда "старое бесповоротно, у всех на глазах рушилось, а новое только укладывалось". Убыстрялся процесс исторического движения. "В несколько десятилетий совершились превращения, занявшие в некоторых странах Европы целые века", -- писал В.И. Ленин об этой эпохе. На смену крепостной России шла Россия капиталистическая. Этот экономический процесс отразился в социальной области "общим подъемом чувства личности".
Углубление психологического анализа в русской литературе середины и второй половины XIX века, связанное с новым решением проблемы личности, нашло свое индивидуально неповторимое выражение в творчестве Тургенева и Гончарова, Толстого и Достоевского. Этих писателей объединяет стремление понять внутренний мир человека в его противоречивой сложности, непрестанном изменении и борьбе противоположных начал. Психологию личности они рассматривали как многослойную, в соотнесенности коренных свойств и поверхностных образований, возникших под воздействием социально порочной среды. Вместе с тем метод психологического анализа осуществлялся нашими замечательными писателями индивидуально своеобразно, в соответствии с их пониманием действительности, с их концепцией человека.
Сравнительная идейно-художественная характеристика родственных писателей как представителей магистральных, противоположных и вместе с тем неразрывно связанных течений в русском психологическом реализме XIX века, имеет огромное значение для понимания не только индивидуального своеобразия каждого из них, но и закономерностей литературного процесса.
По словам М. Б. Хранченко, "типологическое единство не означает простой повторяемости литературных явлений, оно предполагает их родственность -- сходство некоторых существенных внутренних особенностей". Для писателей психологического течения, русского критического реализма в особенности характерно изображение многообразных конфликтов личности и общества в отличие от писателей так называемого социологического течения, интересующихся конфликтами, обусловленными глубокими противоречиями между потребностями нации, народа и господствующим общественным укладом, самодержавно-крепостническим строем.
Внутренний мир героев становится объектом пристального художественного изучения в произведениях психологического направления. "История души человеческой" признавалась Лермонтовым "едва ли не любопытнее и не полезнее истории целого народа". Главную цель искусства Л. Толстой полагал в том, чтобы "высказать правду о душе человек". Искусство он считал микроскопом, который наводит художник на тайны своей души и показывает эти общие всем тайны людям. "Образы страстей" всецело занимали и Гончарова. Он постоянно изображал "процесс разнообразного проявления страсти, то есть любви", потому что "игра страстей даст художнику богатый материал живых эффектов, драматических положений и сообщает больше жизни его созданиям".
"Внутренний человек" в новой литературе Европы существовал и до появления этого словосочетания. Литература- и, конечно, философия-- по-разному понимала происходящее "внутри"; менялось восприятие мысли и соотношения мысли со словом, призванным ее выразить, вербализировать. Под психопоэтикой Эткинд понимает область филологии, которая рассматривает соотношение мысли-- слово, причем термин "мысль" здесь и ниже означает не только логическое умозаключение (от причин к следствиям или от следствий к, причинам), не только рациональный процесс понимания (от сущности к явлению и обратно), но и всю совокупность внутренней жизни человека. Мысль (в обычном нашем словоупотреблении) передает содержание, которое Жан-Поль вкладывал в понятие "внутренний человек"; впрочем, этим сочетанием мы будем пользоваться часто, имея в виду многообразие и сложность процессов, протекающих в душе. Для начала заметим, что вербализация, то есть выраженность мысли внешней речью, существенно различна в разных культурно- стилистических системах.
"Внутренний человек" и психология - эта проблема рассматривается Е.Эткиндом как актуальная. Он отметил, что Жуковский искал „словесных средств -- выразить невыразимое. Русская повествовательная поэзия и романная проза XIX века стремится к тому, чтобы соединить завоеванный романтиками мир "внутреннего человека" с отвергнутым ими психологизмом. Романтики отбрасывали характер -- Новалис решительно заявлял: "Так называемая психология -- это лавры, занявшие в святилище места, положенные истинным богам". Писатели XIX века, преодолевшие романтизм, занялись реабилитацией психологии. Н. Я. Берковский замечал: "Характеры неприемлемы для романтиков, ибо они стесняют личность, ставят ей пределы, приводят ее к некоему отвердению"
Русская проза (а до нее - "роман в стихах" Пушкина) все настойчивее и решительнее снимает это ошибочное представление. Ни у одного из наших великих романистов нет и в помине такого "отвердения": психология героев Гончарова и Тургенева, Достоевского и Толстого, Гаршина и Чехова отличается гибкостью, многосторонней глубиной, изменчивостью, непредсказуемой сложностью. У каждого из них -- собственное представление о внутренней доминанте: у Гончарова это борьба естественной сути человека с книжностью; у Достоевского -- рождение в сознании неодолимо-растущей и подчиняющей себе всего человека идеи, ведущей к расщеплению личности, к патологическому "двойничеству"; у Толстого -- борьба между духовной и греховно-плотской силами внутри тела и души, борьба, определяющая и любовь, и смерть; у Чехова -- конфликт между социальной ролью и собственно-человеческим в человеке. Эти беглые формулы поневоле легковесны, читатель найдет более обстоятельные и серьезные суждения в предлагаемой книге (Эткинд Е.Г. Внутренний человек и внешняя речь.: Очерки психопоэтики русской литературы XVIII-XIX вв.-М.,1999.-446с).
Разумеется, писатели-психологи не были сторонниками чистого психологизма, пассивного созерцательного погружения во внутренний мир героя как самодовлеющий и беспредметный поток ассоциативных связей. Через психологию личности они раскрывали сущность общественных отношений. История интимно-личных переживаний позволяла выявлять нравственно-психологические состояния представителей антагонистических социальных сил и тенденций. Недаром В. Г. Белинский писал: "Теперь роман и повесть изображают не пороки и добродетели, а людей как членов общества, и потому, изображая людей, изображают общество".
Психологическая драма личности выступала социально-обусловленной, порожденной какими-то существенными процессами общественной истории. Но, как заметил Г. Поспелов, в художественных произведениях психологического течения, и характерах героев проявляют себя лишь "симптомы" создавших их общественных обстоятельств в отличие от произведений социологического направления, в которых типические обстоятельства являются непосредственно.
Психологизм прозы И. С. Тургенева неоднократно привлекал внимание исследователей, в том числе и автора данной монографии. Еще в статье 1954 года "Художественный метод Тургенева-романиста (по материалам романов "Рудин", "Дворянское гнездо", Накануне", "Отцы и дети")", а затем в книге "Метод и стиль Тургенева-романиста" рассматривались формы психологического анализа в произведениях Тургенева в связи с его мировоззрением и методом. Портретный рисунок, своеобразие психологической детали, содержание авторской позиции, характер повествовательного стиля -- все изучалось мною в связи с формами психологического анализа Тургенева.
Из работ, специально посвященных специфике художественной манеры Тургенева, следует назвать давнюю книгу А. Г. Цейтлина "Мастерство Тургенева-романиста", изданную "Советским писателем" в 1958 году. Значительная часть монографии Г. Бялого "Тургенев и русский реализм" отводится изучению романов писателя с точки зрения связи их идейного содержания с особенностями художественной формы, в перспективе идейно-политического и этико-философского мировоззрения. Компоненты стиля рассматриваются в соответствии с человеком, с учетом концепции характера, тургеневского решения проблемы личности, что и придает анализу органическое единство, несмотря на пестроту и многообразие привлеченного материала.
В книгах "Проблемы поэтики И. С. Тургенева" (1969), "Художественный мир И. С. Тургенева" (1979) С. Е. Шаталов практически продолжает традиции своих предшественников, рассматривая эволюцию тургеневского психологизма от предметного, внешнего изображения души к более глубокому аналитическому проникновению во внутренний мир человека. Кроме названных монографических работ имеются и отдельные статьи, посвященные формам психологического анализа в том или другом произведении Тургенева.
Тургенев был противником того самонаблюдения, которое так изострило наблюдательность Толстого, приучив его смотреть на людей проницательным взглядом. По словам Н. Г. Чернышевского, Толстой "чрезвычайно внимательно изучал тайны жизни человеческого духа в самом себе", это знание "дало ему прочную основу для изучения человеческой жизни вообще, для разгадывания характеров и пружин действия, борьбы страстей и впечатлений". Тургеневу же чудилось в этом сосредоточенном внимании к себе рефлексия лишнего человека: "Уж как приелись и надоели все эти тонкие рефлексии и размышления над собственными чувствами". Старая "психологическая возня", составляющая "положительно мономанию Толстого", ассоциировалась у Тургенева с капризным, навязчивым и бесплодным самоанализом «лишнего человека». Эта сосредоточенность "российского Гамлета" на своих сугубо индивидуалистических переживаниях представлялась писателю мелкой, эгоистической, ведущей к разобщенности с человечеством.
Тургенев справедливо возражал против детального описания незначительных явлений психики в произведениях эпигонов Толстого, против использования ими метода психологического разложения. Когда погоня за тонкими полутонами становится самоцелью, тогда психологический анализ приобретает субъективно-односторонний характер. Тургенев советовал Н. Л. Леонтьеву: "Старайтесь... быть как можно проще и яснее в деле художества; ваша беда -- какая-то запутанность, хотя верных, но уж слишком мелких мыслей, какое-то ненужное богатство задних представлений, второстепенных чувств и намеков. Вспомните, что как ни тонко и многосложно внутреннее устройство какой-нибудь ткани в человеческом теле, кожи, напр., но ее вид понятен и однороден" (П., II, 259). Ему же Тургенев писал: "...ваши приемы слишком тонки и изысканно умны, часто до темноты" (П., IV, 135). Приветствуя дар психологического анализа Л. Я. Стечкиной, Тургенев находит, что этот дар "часто переходит в какую-то кропотливую нервозность", и писательница впадает тогда в "мелочность, в каприз". Он предостерегает ее от стремления "уловить все колебания психических состояний": "у Вас все беспрестанно плачут, даже рыдают, чувствуют страшную боль, потом сейчас же не-обыкновенную легкость и т. д. Я не знаю, -- заключает Тургенев, -- много ли Вы читали Льва Толстого; но уверен, что для Вас изучение этого -- бесспорно первого русского писателя -- положительно вредно".
Тургенев ценил присущую Толстому поразительную мощь психологического анализа, текучесть, подвижность, динамичность его психического рисунка, но вместе с тем отрицательно относился к бесконечному разложению чувства в произведениях Толстого (П., V, 364; VI, 66; VII, 64-65, 76). Форму непосредственного изображения психического процесса Тургенев расценивал как "капризно-однообразную возню в одних и тех, же ощущениях", как "старую замашку передавать колебания, вибрации одного и того же чувства, положения", как "психологическую возню". Ему казалось, что благодаря мелочному разложению чувства на его составные части.
Эта неудовлетворенность микроскопическим анализом "души" не была случайной для Тургенева: она связана с глубочайшими основами его мировоззрения, с определенным решением проблемы личности.
Толстой прекрасно справлялся с задачей динамической трансформации внутренней речи. Превращая идиоматическую Внутреннюю речь в синтаксически организованную и понятную для других, Толстой создавал литературную имитацию внутренней речи, стараясь сохранить ее особенности -- нерасчлененность и сгущенность. Но Тургеневу это превращение нерасчлененного потока речевого мышления в речь, понятную для всех, не представлялось верным и, главное, возможным. Его не удовлетворял толстовский переход от внутренней речи к внешней, как рационалистическое вторжение в ту область человеческого сознания, которая не подлежит аналитическому разложению и обозначению.
Тургенев был в какой-то степени прав, когда протестовал против рационалистического понимания "духовности" человеческой личности, против словесного, следовательно, логизированного изображения средствами внутреннего монолога психического потока, еще смутного и вполне неосознанного на самых ранних зачаточных стадиях его развития, Во всяком случае, убеждение Тургенева в том, что первые движения зарождающейся жизни, первые неосознанные проявления сознания не поддаются точному словесному обозначению -- вполне согласуется с положениями современной научной психологии.
Отрицательное отношение Тургенева к методу рационального обозначения всех фаз психического процесса становится ясным, в особенности в свете достижений Л. С. Выготского в области изучения мышления и речи.
Протестуя против тех, кто рассматривает отношения между мыслью и словом как процессы независимые, самостоятельные и изолированные, а также против тех, кто отождествляет эти процессы, Л. С. Выготский вместе с тем признает, что "мысль и слово" не связаны между собой изначальной связью. Эта связь возникает, изменяется, разрастается в ходе самого развития мысли и слова". В том же труде "Мышление и речь" ученый пишет: "Мы не соглашались с теми, кто рассматривает внутреннюю речь как то, что предшествует внешней, как ее внутреннюю сторону. Если внешняя речь есть процесс превращения мысли в слово, материализация и объективизация мысли, то здесь мы наблюдаем обратный по направлению процесс, процесс, как бы идущий извне внутрь, процесс испарения речи в мысль. Но речь вовсе не исчезает и в своей внутренней форме. Сознание не испаряется вовсе и не растворяется в чистом духе. Внутренняя речь есть все же речь, т. е. мысль, связанная со словом. Но если мысль воплощается в слове во внешней речи, то слово умирает во внутренней речи, рождая мысль. Внутренняя речь есть в значительной мере мышление чистыми значениями... ". Выражая свою идею в результате тщательно проведенных экспериментов, Л. С. Выготский замечает: "Это течение и движение мысли не совпадает прямо и непосредственно с развертыванием речи. Единицы мысли и единицы речи не совпадают. Один и другой процессы обнаруживают единство, но не тождество. Они связаны друг с другом сложными переходами, сложными превращениями, но не покрывают друг друга, как наложенные друг на друга прямые линии. Легче всего убедиться в этом в тех случаях, когда работа мысли оканчивается неудачно, когда оказывается, что мысль не пошла в слова, как говорит Достоевский".
Процесс зарождения чувства и мысли представляется Тургеневу таинственной лабораторией, закрытой для любого писателя. Первые движения эмоциональности не терпят холодного аналитического расчленения: они таинственны и не могут сразу стать осознанными. Свои заветные убеждения в неразложимости душевного процесса, протекающего скрыто, именно на первых стадиях его развития Тургенев выразил в связи с интимными переживаниями Лизы и Лаврецкого: "Лаврецкий отдавался весь увлекавшей его воле -- и радовался; но слово не выразит того, что происходило в чистой душе девушки: оно было тайной для нее самой. Никто не знает, никто не видел и не увидит никогда, как призванное к жизни и расцветанию, наливается и зреет зерно в лоне земли" (VII, 234). Это сравнение отвлеченного психологического понятия с зерном, наливающимся и зреющим в лоне земли, раскрывает тургеневское понимание процесса зарождающегося чувства как неподвластного внешнему наблюдению.
По глубокому убеждению Тургенева, нельзя обозначить точным словом то, что само по себе неуловимо, непостижимо благодаря богатству оттенков и сложности внутреннего противоречивого единства, благодаря недостаточной осознанности этих еще только слагающихся, только рождающихся чувств. Именно поэтому Тургенев отказался от микроскопического анализа смутных, нерасчлененных потоков внутренней эмоциональной жизни человека, а преимущественно изображал средствами внутреннего монолога созревшие и вполне осознанные чувства, вполне завершенные мысли, т. е. все-таки результаты психического процесса. Не случайно средствами эпитетов и их сцепления он передавал устойчивые признаки духовного склада своих героев и в ситуации данного момента, при изображении их меняющихся настроений.
Следует оговориться: сфера подсознательного и различные уровни сознания очень занимали Тургенева-психолога, но для выявления этих сфер он почти не пользовался средствами внутреннего монолога. Но к этой теме обратимся ниже.
Тургенев и Толстой -- антиподы по своему психологическому методу, по идейно-творческой, этико-философской позиции.
Трезвый реализм Толстого, совершенно чуждый романтической идеализации, сказался в приемах психологического анализа, в стремлении разлагать весь процесс зарождения и развития чувства, точным словом обозначать самые глубинные непосредственные движения сознания. Своим беспощадным анализом Толстой добирался до последних глубин личности, четко выявляя самые первые проявления внутреннего сознания, еще наиболее диффузные. В течении психического процесса Толстого занимали наиболее зыбкие связи и отношения мельчайших частиц душевной жизни, их причудливые сцепления и превращения, словом, сложный узор внутреннего, психического. Путем всеисчерпывающего анализа писатель шел к синтетическому представлению нравственно-психологического строя личности литературного героя, переживающего сложную историю высвобождения из-под гнета сословных классовых представлений и норм.
Для Толстого в человеке все прояснено -- и наносное и коренное. Самое сокровенное в человеке раскрывалось им с исчерпывающей полнотою, с трезвым сознанием истины, в полной свободе от романтических иллюзий. "При всей сложности духовной жизни человека, какой воссоздает ее Толстой, для него в психологии людей нет той загадочности, таинственности, которые привлекают Достоевского, -- писал М. Б. Храпченко. -- Духовный мир героев Толстого предстает ясным в своих истоках, в соотнесенности основных элементов, в основных своих взаимосвязях".
Рационалистическая позиция Толстого, прежде всего сказавшаяся в изображении элементарных частиц микрокосмоса психической жизни, несомненно, раздражала Тургенева, считавшего глубинную сущность человеческой личности рационально непостижимой и потому не подлежащей разложению на мельчайшие неделимые элементарные частицы. Психология элементарных частиц представлялась ему "однообразной возней в одних и тех же ощущениях". Он выступал убежденным противником просветительского, рационалистического подхода к человеческой личности, к ее "духовности", т. е. противником толстовской "диалектики души", снятия покровов с душевной жизни человека до ее простейших слагаемых.
Лишенный безграничной веры в силу слова и разума, в их способность выразить и то, что само по себе таинственно и не подлежит внешнему определению, т. е. обозначению, Тургенев, в полном согласии с романтической эстетикой, полагал, что только музыка передает с наибольшей непосредственностью эмоциональность человека. Так, подводя итоги одинокой бессемейной и безрадостной жизни Санина, вдруг неожиданно нашедшего крестик, подаренный ему Джеммой, и получившего ее ответное письмо из Америки, Тургенев со всей определенностью замечает: "Не беремся описывать чувства, испытанные Саниным при чтении этого письма. Подобным чувствам нет удовлетворительного выражения: они глубже и сильнее -- и непосредственнее всякого слова. Музыка одна могла бы их передать" (XI, 156).
Эмоциональная стихия музыки ставит человека в непосредственное отношение с словесно невыразимым потоком внутренней жизни, всего богатства переливов и переходов чувств, озаренных светом определенного сознания; приобщает его к идеалу, поднимает над обыденным человеческим бытом. Музыкальное искусство становится для Тургенева совершенным языком сердца, страстного порыва таинственной незнакомки из повести "Три встречи", возвышенной любви Лизы и Лаврецкого. Поэтическая любовь русской девушки! могла быть выражена лишь дивными, торжествующими звуками композиции Лемма. Внимание к миру внутреннего человека получает в произведениях Тургенева романтическую окраску, связанную со стремлением к синтетическому изображению, а также к "обобщенно-символическому отражению отдельных душевных состояний".
Тургеневская концепция личности, в истоках своих уходящая в романтический философский идеализм людей 40-х годов, ведет нас к пониманию внутренних органических связей творческого метода писателя с формами его психологического анализа. Реалистический метод Тургенева становится романтически активным благодаря пониманию личности, как загадочной, таинственной и непостижимой в своей субстанциальной основе. "Ведь только то и сильно в нас, что остается для нас полуподозренной тайной", -- говорит писатель, разъясняя близость Марианны, ею до конца неосознанную, к романтике, к поэзии (XII, 100).
Протестуя против литературной имитации наиболее диффузных стадий внутренней речи, еще связанных с подсознательными глубинами нашего духовного «я», Тургенев создал теорию "тайной психологии", согласно которой "психолог должен исчезнуть в художнике, как исчезает от глаз скелет под живым и теплым телом, которому он служит прочной, но невидимой опорой". "Поэт должен быть психологом, -- разъяснял Тургенев К. Н. Леонтьеву, -- но тайным: он должен знать и чувствовать корни явлений, но представляет только самые явления -- в их расцвете или увядании" (П., IV, 135).
СВОЕОБРАЗИЕ ПСИХОЛОГИЧЕСКОГО АНАЛИЗА В РОМАНЕ "ОТЦЫ И ДЕТИ"
Тургенев - скрытый психолог. Он создает своих героев, дает им жизнь и, как Базаров, изучает их под микроскопом, в который иногда позволяет заглянуть читателям. Но все же и он не в силах изменить судьбы своих героев.
Безусловно, Базаров - главный герой, образ в романе, но он не настолько загадочен для читателя, сколько Павел Петрович (возможно, и для автора).
Павла Петровича можно назвать постаревшим Печориным, прожившим жизнь и пережившим любовь, которая его погубила. Тургенев представляет нам Павла Петровича как рыцаря, даже Базаров говорит, что у него рыцарский характер. П. П., как Тоггенбург, ведет затворнический образ жизни в Марьине (где он поселился после смерти княгини Р.). Павел Петрович - двойник Базарова. У Базарова и у Павла Петровича была в жизни трагическая любовь.
Тургенев проводит параллель между Базаровым и Павлом Петровичем. Базаров, как и Павел Петрович, запирается в своем кабинете (и Ладанов тоже запирается у себя в кабинете после смерти жены).
Базаров внешне похож на лягушку, и он говорит, что "мы с тобой те же лягушки". Возможно, он режет лягушек не только для того, чтобы найти свою царевну, но и, может быть, узнать, что у него внутри. Базаров - лягушка, а лягушка может напрямую общаться со своим отцом, с Богом. Поэтому Базаров ближе всех к Богу. Базаров говорит, что "смотрит в небо только тогда, когда ему надо чихнуть". Чичиков тоже громко чихает и сморкается. Базаров также говорит, что "человек может понять все, но не может понять, почему другой человек сморкается не так, как он". Сморкание, чихание - трубный глас. Он, как Христос в Копернауме, лечит больных в Марьине (и его отец, Василий Иванович, все время рассказывал об эпизоде чумы в Бессарабии). Павел Петрович и Базаров - чужаки в Марьине, они оба похожи на Эдипа.
В начале романа Базаров презирает Павла Петровича, поставившего все на карту любви. Кстати, Павел Петрович прекрасно играл в карты, но все время проигрывал, и Базаров проиграл в карты отцу Алексею. А тем, кто проигрывает в карты, везет в любви.
Но после того как он встретился с Одинцовой, Базаров изменился, так же как и Павел Петрович. После пережитых ими любовных историй мы можем лучше понять и Базарова, и Павла Петровича. Мы понимаем, что Базаров - романтик и поэт в душе (и был им всегда). И в конце, перед смертью, Базаров говорит очень красиво (как Гамлет): "Дуньте на умирающую лампаду, и она погаснет... Теперь... темнота..." (А Эдип ослепляет себя.) До встречи с Одинцовой Базаров обманывал сам себя, скрывал свои чувства. А Павел Петрович всегда был верен себе, своим взглядам. Павел Петрович - самый загадочный герой, и он сохраняет свою загадочность до конца. Вообще все Павлы переживают в своей жизни переворот (Павел Чичиков). Во сне Базарова Павел Петрович - это лес, а также Базаров говорит, что хотел бы задушить его, как котенка.
Переломный момент в отношениях Павла Петровича и Базарова - это дуэль, после которой они находят много общего друг в друге.
Как бы в противопоставление Базарову ставится Аркадий. Сначала Аркадий во всем подчинялся Базарову, но потом он постепенно становился более самостоятельным. В отличие от Павла Петровича и Базарова, Аркадий - не чужак в Марьине. Имя Аркадий значит счастливый, ничего не делающий человек. Аркадий - зяблик, а Базаров советует ему быть галкой и ставить свое гнездо. Когда Катя и Аркадий сидят под ясенем, он читает Гейне ("Лорелею", возможно), а вскоре появляются Базаров с Одинцовой. Аркадий никогда не был нигилистом, и ему вряд ли нравился Базаров, но он добр. Ему жалко бедных мужиков, жалко родителей Базарова, его мать: "Ты матери своей не знаешь, Евгений..." Евгений не знал матери-природы, которая его погубила.
Еще две загадочные фигуры романа - это княгиня Р. и Одинцова. История княгини Р. играет большую роль в романе. Княгиня Р. - та самая роковая женщина, которая погубила Павла Петровича. Она - сфинкс, вечная загадка. Возможно, княгиня Р. никогда бы не стала сфинксом, если бы Павел Петрович не подарил ей перстень и не сказал, что она - сфинкс. Днем она флиртовала, была светской дамой, а ночью читала Псалтырь. Она непредсказуема, как Ася, и немного сумасшедшая.
Княгиня Р. поставила крест на сфинксе, то есть на себе. Она узнала свою загадку, постигла тайну любви и жизни в обмен на свою жизнь. Возможно, Павел Петрович - Воланд: у него трость, усы, Базаров попал ему в ногу, а когда он лежал в постели, "свет из окна освещал лицо мертвеца", у Павла Петровича пустые глаза. И, возможно, он не оставил княгине Р. выбора, подарив перстень.
Одинцова тоже сфинкс, Лорелея. Она чувствовала за собой пустоту, бездну. Она больше похожа на Веру Николаевну. (В "Фаусте" оживает портрет матери Веры, а в доме Одинцовой - статуя Молчания, которой все боятся). Одинцова холодна, и Базаров говорит Аркадию: "Ведь ты любишь мороженое?" Она всегда спокойно и ровно дышит, она словно неживой человек, статуя. Однажды, когда Одинцова разговаривала с Базаровым, она задышала так, как будто только что поднялась в гору (Ольга и Обломов; Ася). Дом Одинцовой похож на замок, везде порядок, а ее имя - намек на одиночество.
Николай Петрович более всех близок к Тургеневу. Он восхищается природой, он - добряк, "божья коровка". У Фенечки в комнате висит икона Николая Угодника. У Николая Петровича в жизни тоже была трагедия, когда у него умерла жена, но он все же смог полюбить Фенечку. У него, как и у Аркадия, любовь не роковая. Фенечка любит Николая Петровича, она собирает ему к завтраку "бездну красных и белых роз".
Катя - это ясень. Аркадий и Катя - это две галки. Они тоже поселились в Марьине вместе с отцом Аркадия и Фенечкой. А Павел Петрович остался один и переехал за границу. Одинцова вышла во второй раз замуж не по любви.
Давая психологический портрет героев, Тургенев перегруппировал их. В одном письме он написал: "...в судьбе почти каждого человека есть трагическое, но оно закрыто от самого человека пошлой поверхностью жизни. Многие останавливаются на поверхности и не подозревают, что они - герои трагедии. Каково еще хотеть трагического". То есть Базаров, Павел Петрович, княгиня Р. и Одинцова - герои трагедии и они все были одиноки. С помощью психологического анализа Тургенев открывает нам внутренний мир своих героев.
Репетиторство
Нужна помощь по изучению какой-либы темы?
Наши специалисты проконсультируют или окажут репетиторские услуги по интересующей вас тематике.
Отправь заявку
с указанием темы прямо сейчас, чтобы узнать о возможности получения консультации.